Встреча с одиночеством

Премьера Театра «Современник» «Случайные встречи» – постановка не только красивая, чувственная и философская одновременно, но и точно соответствующая творческим идеям Ивана Бунина, чьи рассказы составили литературную основу инсценировки. Умение воплощать и интерпретировать мысли автора, чутко следовать его интонации и при этом выражать свое мнение делают спектакль режиссера Гульназ Балпеисовой заметным событием театральной жизни столицы.

Спектакль Гульназ Балпеисовой «Случайные встречи» поставлен по прозе Бунина – автора вполне современного, а потому легко вписывающегося в афишу «Современника». Режиссер выбирает известные рассказы писателя: «Солнечный удар», «Мадрид», «В Париже», «Ида» и «Памятный бал», дополненные отрывками «Окаянных дней» и др. Некоторая «усталость материала» тяготит – немало приходится зрителю видеть на сценах театров всевозможных вариаций названных произведений, но продуманная компоновка в достаточной степени нивелирует этот недостаток. Кроме того, постановщик тонко раскрывает бунинскую тему и интонацию, и физиологичность, чувственность и цинизм Ивана Алексеевича в сочетании с прекрасными костюмами (Анастасия Обыночная) и изысканной сценографией (Сергей Австриевский), эффектной световой партитурой (Нарек Туманян) и почти классическим музыкальным сопровождением (Олег Синкин) воплощают нечто действительно соответствующее творчеству нобелевского лауреата.

Спектакль играется в небольшом пространстве Другой сцены, представляющем небогатое кафе при гостинице: несколько столиков и стульев в стиле модерн, рогатые вешалки (точно из рассказа «В Париже»: «Там он не спеша повесил свою серую шляпу и длинное пальто на рога стоячей вешалки…»), торшеры, больше похожие на уличные фонари, администраторская стойка с колокольчиком, в который безуспешно звонят местные завсегдатаи. Гости входят в центральную дверь, а для служащих есть боковая – там, где темно и тесно. По верхней галерее проходит загадочная героиня в чудесном розовом платье со шлейфом и роскошной шляпе – Незнакомка (Евгения Курова) из «Солнечного удара», и зеркало отражает ее стройную фигуру. В прологе «Встреч» зритель знакомится со всеми героями. Пусть формально они «населяют» каждый свое произведение, но бесстрашно преступают предписанные им границы, вторгаются в «чужие» тексты, захватывают реплики – ибо все персонажи бунинской прозы несут в себе одну идею, тоскуют и томятся едва ли не одинаково.

Впрочем, герои «Солнечного удара» говорят больше о любви (том ее выражении, которое лучше всего понимал автор). Из скромного кафе действие переносится куда-то на палубу. Качнувшись, как от налетевшей волны (этот крен можно толковать и метафорически), персонажи внимают рассказу о случайной встрече светловолосой девушки в розовом – прекрасной певицы, красавицы, захмелевшей от вина и солнца, – и поручика (Евгений Шишкин), юноши порывистого и по-молодому циничного. Академический вокал Евгении Куровой удачно вписывается в концепцию этой части спектакля: она смеется, поет, кажется неземной, таинственной. Вставая на сдвинутые стулья, она позволяет нежданному любовнику обнять себя. Близость мужчины и женщины решена эстетично и изысканно, но чувственно: взмахом рук, на которых сильные пальцы партнера будто проигрывают фортепианный мотив (вторя музыке Олега Синкина), вздохом, через равные промежутки времени слетающим с губ, нарастанием звука и скорости движений – взмах-вздох-поцелуй. Финальный аккорд мелодии совпадает с пиком страсти людей, застигнутых врасплох чувством. «Как вас все-таки зовут?» – беспомощно спросит герой, но, не получив ответа, отправится в то же кафе, где потерявшие надежду завсегдатаи рады обсмеять даже самую светлую любовь.

Они смакуют рассуждения об идеальном размере женской груди, утверждают, что только легкое дыхание служит главным украшением девушки, хотя и торчащие соски тоже желательны. Вызывающая эмансипе Арсеньева (Наталья Ушакова) требует «амурных» историй от собеседников, сжимает папиросу губами в темной помаде, закидывает на стол ноги в изящных туфлях с перепонкой. Она одета в черное, почти по-мужски, и взваливает на хрупкие плечи ношу, непосильную для женщины, – груз страшного одиночества, оторванности от Родины и людей. Неслучайно мечтает она, что доведенный до отчаяния любовник все-таки застрелит ее. Но тот, не сумевший даже овладеть ею посреди пустынного кафе (долго сопротивлявшаяся женщина вдруг бросает бороться, и бессильно, как у тряпичной куклы, повисают на краю столика тонкие руки), уносится мысленно к своим тайным и тяжелым воспоминаниям о другой, о других, о другом… Выразительный эпизод взят из рассказа «Памятный бал», хотя сами герои выведены Буниным в иных произведениях.

Ивлев (Георгий Богадист) и вовсе персонаж «Грамматики любви», не обозначенной в программке. Это опустившийся обрюзгший пьяница, придавленный тем же грузом, что и его визави. Артист утрирует образ, навязчиво форсирует голос. Молодой безымянный любовник Арсеньевой, перейдя из новеллы о солнечном ударе в эпизод из «Бала», напротив, внутренне несколько вял. Эту невнятность он пытается компенсировать энергичными движениями, взмахами рук, а одна из мизансцен с его участием весьма эффектна. Герой, поддавшись мрачному отчаянию, в ритме с почти ро́ковой музыкой плещет себе в лицо вином из многочисленных бокалов, приговаривая: «Уже поздно!» Эти «пощечины» красивы, но длятся дольше необходимого, да и необходимого ли? Некоторая перекличка с приемами Юрия Бутусова в них однозначно есть (равно как и в предшествующем эпизоде, где персонажи играют в шахматы пустыми бутылками), хотя недостаток придумки не в этом сходстве.

Надо сказать, что второй акт (где разыгрывается «Ида» с шахматами и бокалами и неизменный «Мадрид») вообще слабее первого – крепче спаянного, тоньше сыгранного и не разменивающегося на приемы ради приемов. В первой половине спектакля – его смысловой его центр. Самая главная встреча – поздняя любовь белого генерала Николая Платоновича (Сергей Юшкевич) и официантки Ольги Александровны (Лара Чаклин). Режиссер тонко разыгрывает сюжет рассказа «В Париже», где героиня, ранее работавшая в обувном магазине, носит хорошую обувь – неслыханная роскошь для эмигрантки. Генерал, мучимый давней изменой жены, замкнувшийся, мрачный, сразу же делает вывод о нравственности женщины. Так и в спектакле, усиливая литературные характеристики, мужчина с неприязнью и цинизмом обрушивается на соотечественницу. Более сочный, нежели у Бунина, игровой рисунок будто вторит ярко-алым туфлям артистки.

Всего одна встреча – минутная и случайная, как в песне Вертинского, ставшей музыкальным рефреном спектакля, – что-то будит в душе героев. И всем персонажам постановки передается это волнение и томление. Ложится грудью на стол несчастная и злая Арсеньева, подсаживается к фортепиано незнакомка – точно потемневшая от горя, переменившая розовое на черное. Она играет, импровизируя ту мелодию, что озвучивала любовь из-за солнечного удара. Всем тяжело и одиноко именно оттого, что забрезжила неясная надежда на что-то. И вот уже немолодой генерал стоит у кинотеатра, безжалостно теребя в руке цветок, а рядом – такие же неприкаянные мужчины, ждущие подруг. Молодой поручик томится по девушке, мечтая о плотских ласках, вспоминая мимолетную близость. Потрепанный герой Георгия Богатиста тоскует о покинутой Родине. Каждый выкрикивает свою боль (пожалуй, накал эмоций можно было бы снизить, чтобы избежать путаницы и ложного пафоса), и вдруг оказывается, что любовь к женщине – почти то же, что любовь к потерянной стране, а расставание или, чем паче, бегство – это предательство. Гульназ Балпеисова умно и точно рифмует эти бунинские идеи, умело ведя тему сквозь спектакль.

И короткое счастье Ольги и Николая Платоновича не может не закончиться драмой. Только что полураздетая женщина обнимала мужчину, судорожно гладя его широкую спину, – и вот уже смерть навеки разлучает их. Режиссер намеренно заостряет историю, ускоряя темп событий, сводимых к двум-трем встречам, тогда как в рассказе герои прожили вместе намного больше времени, да и финансовое положение бывшей официантки благодаря роману с генералом заметно улучшилось («однажды зимой он уговорил ее взять на свое имя сейф в Лионском кредите и положить туда все, что им было заработано»). В сценической же версии Ольга Александровна понуро возвращается в кафе, молча, из темного угла, наблюдая за чужими всегда безуспешными попытками избавиться от одиночества.

Этого эпизода не может заслонить ни одна другая встреча, тем более – мимолетная симпатия проститутки Поли (Марина Лебедева) и ее партнера, обеспеченного и респектабельного героя Евгения Шишкина. Крепкий, уверенный в себе, циничный (эту характеристику можно смело приписывать любому бунинскому персонажу), он подбирает девушку на улице из какой-то брезгливой жалости. Она же выведена совершенной дурочкой: не наивной девочкой, не существом, пытающимся забыть об унижении в мечтах, а именно что клинической идиоткой с глупым смехом и неадекватным поведением. Возможно, режиссер следует авторскому определению о «простосердечной идиотичности», но впечатления добивается не слишком приятного.

Эта история уж точно не про любовь, но – опять и опять! – про разрывающее душу одиночество двух не самых лучших людей на свете. Их внутренней пустоты не заполнить ни разговорами, ни простецким ужином, ни поспешными объятиями. Близость героев, такая энергичная и не одухотворенная, решена в том же ключе, что и в «Солнечном ударе»: снова мужчина и женщина, не этот раз полураздетые, удовлетворяют страсть на составленных стульях, снова стон вторит взмаху рук, но нет уже того музыкального ритма, что возникал в более раннем эпизоде. Эта случайная встреча – уж точно последняя, горькая, не наполняющая душу ничем, кроме разочарования. Потому и органичен финал, в котором мужчина, оставив на постели спящую подругу (она лежит, покрытая покрывалом так, что кажется умершей), не спеша снимает с рогатой вешалки пиджак, одевается, достает револьвер… Тут же, как видение, проходит молча рядом незнакомка в розовом шифоне – или уже в черном бархате, да не все ли равно, если это все-таки Она? – и, едва задержавшись рядом, застывает в отдалении. Он же нажимает курок, разлетается красное конфетти, а с колосников нескончаемым потоком сыплются алые лепестки бумаги. Решение красиво, но не совсем ясно, да и длительность его хотелось бы уменьшить. Что означает этот кровавый дождь – вихрь любви, всегда рифмующейся со смертью? Толкований может быть много, и подспудная вариативность в данном случае скорее идет в минус, нежели в плюс.

Ясно одно: люди встречаются затем, чтобы неизбежно и больно расстаться. Эти случайные встречи не избавляют от самого страшного – от одиночества. Потому что

Расчерчены дни, лишь минуты бескрайны,

Ведь живут так недолго цветы.

Короткое счастье не искупает муки долгих дней. И все-таки каждый из героев спектакля отчаянно ищет его. Не его вина, что найти не может.

Дарья СЕМЁНОВА