Брэнды и тренды

 Она носит название «С любовью о былом» и приурочена к 70-летию области и 55-летию Кемеровского отделения Союза художников, но еще замечательней, что получилась полнозвучная рифма к молодежной выставке. Экспозиция составлена из фондов музея, носит ретроспективный характер и призвана отразить этапы становления изобразительного искусства в Кузбассе и самые характерные его тенденции. Большая часть работ относится к 1960–1990-м, хотя попадаются и работы 2000-х. Это все виды традиционного творчества: живопись, графика, скульптура, декоративно-прикладное искусство, всего около сотни экспонатов.

Принцип отбора был двойственным: с одной стороны, это произведения умерших мастеров, местночтимых классиков, таких как Николай Бачинин, Виктор Зевакин, Александр Кирчанов, Павел Чернов, Виктор Хахалин, Алексей Хмелевской. С другой стороны, работы художников, которые покинули Кузбасс или подолгу жили в других городах и странах: это Юргис Прейс, Александр Суслов, Рейнгольд Берг, Александр Бобкин, Юрий Юрасов. Часть их благополучно здравствует – но кто сказал, что юбилейная выставка должна носить сугубо поминальный характер.

Понятно, что здесь не обошлось без работ, которые многократно выставлялись и репродуцировались, так что стали своего рода кузбасскими брэндами – такими же, как городские памятники и характерные архитектурные силуэты. Это «Сибирский иконостас» Зевакина (старый деревянный город весь в резьбе, драпированный гроздьями рябины). Это «Голубые ставенки» Бачинина и его же «Весенний Кузбасс» (победа чувства над долгом – то есть нежной весенней зелени над зловещей индустриальной стихией). Это «Дочь Салаирского края» Александра Кирчанова, «Грабари на Кузнецкстрое» Иннокентия Кузнецова, «За два года до войны» Вадима Дорофеева и еще несколько в том же роде. 

К ним примыкают работы, что называется, не обманывающие ожиданий. Говорим «Шемаров» – подразумеваем «Стожки»; и действительно, на выставке представлена «Русская зима» Николая Шемарова – вариация излюбленной темы. По этому же ведомству же можно отнести работы Хахалина в излюбленной технике берестяного рожка («Хлопчик», «Рождение царя-батюшки», «Близнецы»). Или «Мужчину и женщину» Хмелевского – квинтэссенцию его стиля, лаконичного и немножко жеманного.

Графика выставляется реже, но и в этой части экспозиции есть работы уже хрестоматийные. Например, линогравюры Берга, среди которых есть два настоящих шедевра. Это «Перед  открытием кафе» (девушка поправляет волосы перед панорамными окнами «стекляшки»; работа проникнута оттепельными ожиданиями: вот заведем кафе вместо убогих чайных, сменим тяжеловесную мебель на тонконогую – и жизнь пойдет по-новому). А также «Дорога на шахту» (массивный черный террикон, перечеркнутый тремя энергичными горизонталями: стремительным проездом мотоциклистов, проводами линии электропередач, взвихрениями кучевых облаков). Рядом помещен «Карьер» Алексея Гордеева – спираль, ведущая в преисподнюю, откровенный образ дантова ада. Вообще, советские офорт и линогравюра начала 1960-х часто обнаруживают дуалистическое мировоззрение на грани гностицизма: слишком много у них в бэкграунде – революция, большой террор, война горячая и холодная. А в Сибири дуализм к тому же укоренен в традиции: как утверждают исследователи мифических мотивов, он в наших местах когда-то и зародился.

Отдельный зал отдан полотнам на производственную тему и портретам передовиков («Работай честно, с огоньком, преобразится все кругом»). Выделим здесь полотно Бачинина «Краснобродский разрез»: теллурический пейзаж без индустриальных восторгов, рассеянная синева небес отражается в глубокой синеве теней на слоях породы и угольных кучах; рваные облака в небе уподоблены рыжим проплешинам на земле; рельсовое полотно изгибается как сельский проселок. А также «Рекорд» Юрия Лобузнова: редкий пример натюрморта на производственную тему. Глыбы угля и торжественные гладиолусы обрамлены по верхнему краю стальною рампой, а по нижнему – кромкой кумачового транспаранта: колористические сопоставления нехитрые, но эффектные.

Отдельный зал увешан работами Александра Бобкина. Если серия «Жизнь улуса Аскыр» неоднократно выставлялась, то изящный триптих «Сад металлургов» довелось увидеть впервые. Карнавальная стихия народного гулянья провоцирует здесь нарочито симметричные композиционные решения в духе Средневековья. С другой стороны, это сильно напоминает принцип кукольного вертепа: на верхнем ярусе небожители – статуи металлургов, на нижнем – кипение приземленных страстей.

В соседнем зале выделяется диптих Александра Суслова «Две стороны Земли»: виды долины нашей реки Ини и канадского побережья озера Онтарио нарочито зарифмованы; сопоставление было бы плакатным, когда бы не деликатность исполнения. Здесь же помещены три забавных картинки Юрия Юрасова – пейзажи городских окраин с автобусом, троллейбусом и трамваем; сразу и не поймешь, что это триптих об общественном транспорте.

Еще один зал увешан огромными минималистскими полотнами Суслова, порождениями его индивидуальной мифологии, и не менее масштабными картинами Анатолия Казанцева, также не без символизма, но совсем в другом роде. За полотном «Финоген и Прасковья», например, явно маячит архетипический сюжет типа «Свинарка и пастух», восходящий к древней пасторали. Но исполнение заставляет вспомнить лубочные коврики с лебедями, хотя изысканный колорит спасает от нарочитой банальности.      

Экспозиция в целом вызывает – что бы вы думали? – чувство глубокого удовлетворения. Полно нам прибедняться, в искусстве Кузбасса действительно оставили след интересные художники, и даже в самые глухие времена они умудрялись работать в самых разных манерах. Впрочем, надо отдать должное и музею, десятилетиями кропотливо собиравшему эти работы, и куратору Марине Чертоговой, сумевшей выстроить на ограниченном пространстве столь емкую и разнообразную экспозицию.