Горе, постигшее тогда тысячи армянских семей, вызвало неподдельное сочувствие людей во всех концах СССР. Перестроечные бури уже бушевали над одной шестой частью суши, в республиках зрел парад национальных суверенитетов, но на армянскую трагедию откликнулись всем миром – многие города, предприятия, коллективы, семьи слали, что могли, уцелевшим жителям Спитака. Кстати, этот процесс нашел отражение в фильме Александра Котта, в финале герой встает в цепочку передающих коробки: «Спитаку – от Большого театра», «Спитаку – коллектив Ленинградского оптико-механического объединения» и т.д. Герой – это красавец Гор, который незадолго до трагического землетрясения уехал из родного Спитака, от родителей, жены и маленькой дочки в Москву, к новой спутнице жизни. Страшная новость заставляет его вернуться обратно.
Фильм «Спитак» - пример копродукции России с Арменией, едва ли не прецедентный. И все, что могли дать картине армянские кинематографисты, все дали – впечатляющие объекты, локации, неподражаемые виды прекрасной армянской земли, неба, гор. Подавляющее большинство актеров, статистов – армяне, основной язык фильма – армянский (спасибо создателям за то, что не стали его дублировать для российского проката, а сделали перевод-«накладку»). Отдать долг любви и памяти погибшим в Спитаке – святое дело, и чувствуется, что армянская сторона подошла к работе с трепетом. Тем обиднее, что художественной удачей фильм не стал. Сценарий кажется учебной работой старательного слушателя модных экспресс-курсов по драматургии на голливудский манер. А режиссер не то чтобы снимал «с холодным носом», нет. Скорее, наоборот, от неуверенности, от смущения перед чужим неутихающим горем он боялся шевельнуться и старательно воспроизводил имеющийся сценарий – где все вроде бы так, как должно быть в фильме-катастрофе, в истории о морально-нравственной ошибке и мучительном ее исправлении…
По набору содержательных составляющих «Спитак» - очень правильная картина; в ней есть такие компоненты, как интернационализм (у героя-армянина лучший друг – русский, а первые и круче всех экипированные спасатели в разрушенном Спитаке – вообще французы), вера в человека (начальник близлежащей тюрьмы отпускает заключенных на разбор завалов, под устное обещание вернуться в срок, и они возвращаются, одного привозят в гробу – но в срок!), примеры верности профессиональному долгу (например, юная француженка, дочь спасателя – она измучена физически и психологически, но не покидает места трагедии, ведь она – журналист, и должна слать в мир фото и репортажи). Вся эта «мораль» раскладывается перед зрителем аккуратно, размеренно. Из прочих эффективных и давно отработанных средств воздействия на зрителя – маленькая красивая девочка (дочка гулящего папы), которая для вящего саспенса долго меряет карнавальные костюмчики, вместо того, чтобы уже вылезти через дыру в завале и позвать кого-нибудь на помощь к контуженной маме. Ближе к финалу, когда растерянность постановщика достигает апогея, девочку задействуют в совсем уж странных эпизодах (видениях героя-папы?), которые еще чуть-чуть и ввергнут вас в раздражение, но тут наступает «выдох», кода: герой искупил свою ошибку страданиями, осознал ценность наличия семьи и теперь плечом к плечу с другими выгружает из транспорта гуманитарную помощь.
Увы, но драматургическая уязвимость потянула за собой и неуверенность режиссуры и некую отдельность существования изображения – а над ним трудились в случае «Спитака» замечательные профессионалы: оператор Петр Духовской, художники Олег Ухов и Елена Ушакова, режиссер монтажа Ольга Гриншпун. Хочется надеяться, что сотрудничество российских и армянских кинематографистов будет развиваться (особенно в свете планов российского Минкульта поддерживать совместные кинопроекты, где российская сторона выступает в качестве миноритарного сопродюсера) и принесет более гармоничные плоды.
Дарья БОРИСОВА