Обыкновенное чудо

Премьера Театра Наций «Театр чудес» демонстрирует самое что ни на есть настоящее чудо – человека со всеми присущими ему достоинствами и недостатками. Но именно в несовершенстве и заключены его сила и величие.

После спектакля «Корабль дураков», поставленного в новокуйбышевской «Грани» и номинированного на «Золотую маску», о Денисе Бокурадзе заговорили как об интересном интерпретаторе средневековой культуры и стилисте, умеющем воссоздать атмосферу эпохи. Его «Король Лир», также выдвинутый на соискание престижной награды годом позже (в сезоне 2017-2018), подтвердил эту характеристику и добавил к ней новую краску: молодой режиссер тонко чувствует эстетику Испании с ее строгостью, страстностью и экзальтацией (шекспировская трагедия была парадоксально, но точно в контексте разворачивающегося действия пронизана духом мрачного Эскориала). В этой связи обращение постановщика к интермедиям Мигеля де Сервантеса выглядит логичным, тем более, что сумрачный «Лир» не позволял осветить смеховую составляющую испанского искусства – литературного и непосредственно сценического. Премьера Театра Наций «Театр чудес» ликвидировала этот пробел.

Нельзя сказать, что новый спектакль Бокурадзе – чистой воды комедия: важным эпитетом, определяющим ее идею и исполнение, становится слово «гуманистическая». Речь в ней идет о любви: не только о чувстве, возникающем между мужчиной и женщиной (хотя о нем в первую очередь), но и о ренессансной вере в то, что человек – венец творения, заслуживающий восхищения и поддержки, несмотря на свои очевидные слабости и несовершенство. Возможно, сосредоточься режиссер только на первой ипостаси, постановка приобрела бы чуть большую целостность, но сделанное им обобщение расширяет смысл его театрального высказывания.

Содержание спектакля объединяет три интермедии – «Бдительный страж», «Судья по бракоразводным делам» и «Театр чудес», давший название премьере. Первая повествует о назойливой любви бедного солдата (Сергей Поздняков) к обворожительной судомойке Кристине (Анна Телицина) – золотоволосой сочной красавице с рубенсовскими формами. Во второй остроумный, обладающий богатым жизненным опытом судья (Георгий Иобадзе) спасает от краха три супружеских пары. В последней воплощается бродячий сюжет о голом короле: два предприимчивых театральных деятеля Чанфалья (Сергей Поздняков) и Чиринос (Юлия Бокурадзе) виртуозно дурят напыщенную городскую знать, утверждая, что их представления могут увидеть лишь люди безупречного происхождения. Разумеется, наивные жертвы собственного тщеславия, безрезультатно таращащие глаза в пустоту, наперебой придумывают якобы увиденные ими картины, а коварные обманщики подсчитывают барыши.

Определяющая интонация постановки – не заразительный смех, но доверительный лиризм и мягкий юмор, а шутки особенно веселы для тех, кто знает исторический контекст (например, один из героев иронично утверждает, что «уж у меня, что хорошо или что кажется мне хорошим, все это Лопе»). Нелепый солдат в драном колете (художник по костюмам Елена Соловьева) стоически переносит превратности любви, декламируя стихи, по-детски стоя на высоком табурете, а его более удачливый соперник пономарь (Андрей Фомин) с комической важностью перечисляет «великолепные» подарки, посланные им Кристине. Жизнелюбивая судомойка, появляясь в окошечке, точно восходящее светило (голова девушки озарена контровым светом, безупречно поставленным художником Евгением Ганзбургом), выбирает себе жениха, основываясь не на объективных признаках, а на личной необъяснимой симпатии. Ее воинственный воздыхатель, разогнавший всех, кто осмеливался подойти к дому красавицы (не повезло даже ее хозяину, не смеющему перешагнуть собственный порог), смиренно принимает слово своей ненаглядной, ибо благосклонность женщины – награда герою, но не его неотъемлемое право. И, хотя он храбр, точно гордый бык, и на него найдется свой ловкий тореадор. Мизансцена боя у дверей героини решена как пластический этюд (хореограф Иван Естегнеев) с красными полотнищами, напоминающий одновременно корриду и испанский танец.

Противостояние увальня-пономаря, не выговаривающего половину букв, и нищего бравого вояки, похожего на долговязого печального Пьеро, вызывает не столько смех, сколько теплую улыбку: персонажи переживают великое чувство так естественно и полно, что оно само по себе награждает их, не дожидаясь милости от Кристины. То же лирическое настроение, хотя и более острое, лукавое, отличает вторую интермедию о трех бракоразводных процессах. Каждую из пар, мечтающих развестись, играют Юлия Бокурадзе и Сергей Поздняков, находящие характерные штрихи для персонажей. Сварливые старики, прожившие вместе 52 года, вдруг возжелали свободы, чопорная красавица и замученный ею муж доказывают друг другу свое превосходство, вздорные супруги стараются побольнее уколоть один другого. Но для всех мудрый судья, утомленный долгой службой, находит веское и зачастую едкое слово и довод против расставания. Артист, выглядывающий из окошечка, буквально места себе не находит, выслушивая бесконечные препирательства: свешивается вниз головой, вертится, высовывается по пояс. Подвижный, точно ртуть, он напоминает средневекового Мефистофеля, взявшегося судить людей и, желая зла, вечно совершает благо.

Это самая короткая интермедия: если первая длится примерно 45 минут, а третья полчаса, то на откуп разводящимся влюбленным – всего 25 минут. Тем не менее, действо в этой части пробуксовывает. Все три эпизода похожи между собой, что сбивает ритм постановки: из зала кажется, что повторяется одна и та же мизансцена. Недостаток, присущий оригинальному тексту, не может быть исправлен усилиями актеров, честно отыгрывающих роли. В театре эпохи Сервантеса он, должно быть, не бросался в глаза, ведь небольшая комическая пьеска, исполняемая в антракте, была самостоятельна, тогда как в спектакле Дениса Бокурадзе она соединена с другим, пусть и стилистически однородным материалом. Возможно, имеет смысл сократить текст и число персонажей, хотя некоторая затянутость не мешает воспринимать целое. Трижды воспроизведенный вывод о силе любви, ищущей добра от добра и потому привередничающей, несмотря на избыточность, идейно верен.

Так же точен и на сей раз язвителен приговор, выносимый обществу в последней интермедии. В ней бичуются тщеславие, напыщенная глупость и боязнь высказать собственное мнение. Бродячие антрепренеры, больше похожие на проходимцев и плутов, ловко пользуются слабостями местной знати и обманывают мнимо честных людей (невелика честь – быть кичливыми лицемерами, трусами и глупцами) мнимыми же чудесами. Третья часть премьеры – ощутимо мрачнее предыдущих, в ней важной фигурой является некто в маске смерти, следящий за представлением и в качестве напоминания о своем вечном присутствии оставляющий на стене музыкальный инструмент. Но, как неизбежен конец, так же неотменимы человеческие слабости, грехи и ошибки, неиссякаемы уловки и увертки, позволяющие не только выкрутиться из сложной ситуации, но иногда и совершить доброе дело, наказав чванство, самодурство и мнительность. Здоровая природа побеждает натуру с гнильцой, утверждая превосходство человека над всем, что существует в мире. В короткой сатирической зарисовке речь идет не о поэтической иррациональной любви, воспеваемой в «Бдительном страже», не о земной крепкой привязанности, которую демонстрировал «Судья по бракоразводным делам», а о теплом чувстве, внушаемом индивидуумом, представленным во всей полноте – с достоинствами, пороками, тесно сплетенными добротой и жестокостью. Именно он и является подлинным чудом не только и не столько в театре, но и в жизни.

Идея, исподволь возникающая в «Театре чудес», обобщает работу Дениса Бокурадзе и поднимает ее выше того уровня, на котором уместно рассматривать интермедии как таковые. Спектакль, обрамленный музыкой (композитор Арсений Плаксин), лейтмотивом звучащей все время действа, танцами, служащими связками между его частями, разыгранный точно в изящной шкатулке – пространстве, выстроенном Александрой Денисовой в виде лаконичного черного подиума, обманчиво ограниченного задником с прорезными окошками (за ним оказывается узкая галерея, в которой вереницей возникают герои), – становится признанием в любви человеку в театре и театру в человеке. Причудливые стилизованные маски Алисы Якиманской и оригинальные гротесковые костюмы Елены Соловьевой – с нарочито оттопыренными карманами, длиннейшими фалдами, утрированно большим эполетом, свисающим с плеча, – придают происходящему на сцене очарование сказки, в которой, как водится, всегда больше правды, чем в суровой действительности.

Ренессансные ясные сюжеты, незамысловатые персонажи, прямолинейные характеристики, подернутые дымкой ирреальности, наполняются новыми коннотациями и приобретают гуманистическую самоценность. Стилистически безупречная композиция, оформленная буквально простейшими средствами, возвращает зрителя в те времена, когда для того, чтобы испытать удовольствие и восхищение, требовалось немногое – умение смотреть непредвзятым взглядом и верить артистам. Премьера Театра Наций – истинно театр чудес, напоминающий о первозданной чистоте и искренности великого искусства.