Новости культуры российских регионов
12 октября 2013
Центр

Прилетела «Чайка»

В театре драмы имени А. Кольцова объединили классику и современность.

Открывать очередной  сезон премьерой – любому театру в зачет. А уж когда речь не о «любом», но академическом театре драмы, обожаемом несколькими поколениями воронежцев – появление новой строчки в афише расцениваешь как праздник в квадрате, кубе и прочих степенях.  Это – в теории.

На практике же событие тем любопытней, что прежде художественный руководитель театра Владимир Петров – а именно он поставил  премьерный спектакль – не баловал зрителя русской классикой. Если, конечно, не считать таковой платоновскую «Реку Потудань».   И вот –  Антон Павлович Чехов, многострадальная «Чайка»…

Метафоричные лодки

 «Многострадальная»  – согласно коллизиям пьесы и  ее сценической судьбы. Не самой безоблачной, как известно.  В трактовке  Владимира Петрова  первоисточник угадывается без труда, пусть в несколько усеченном варианте. Но и  режиссерские «привнесения» в чеховский текст (а, главное,  мир)  очевидны. Более того – акцентированы:  эти-то акценты и смущают…

По ходу спектакля несколько  раз ловила себя на ощущении: то интересно смотреть на сцену, то не очень. Почему? Весьма неоднородной оказалась ткань постановки. И по линии  режиссуры, и в плане качества актерской игры.

Начало впечатлило благодаря сценографии: она  не просто изобретательна – образна. Зрителю предложен развернутый «веер» полузатопленных старых лодок; метафора читается легко и воспринимается без разночтений. Поломанные судьбы,  разбитые сердца, обманутые надежды; тут – все в тему. Правда, пианино, установленное  аккурат за лодками и символизирующее  интеллектуальный быт усадьбы  Сорина, в которой  разворачивается действие, смотрится отчасти как муха на рафинаде: разностилье, может, штука и не предосудительная, но на цельность картинки явно не работающая. «Утюги  за сапогами, сапоги за пирогами…» К тому ж прием с пианино никак не тянет на открытие: он знаком даже не особо  посвященному зрителю по старому кинематографу. А вот прозрачный занавес, в нужные моменты геометрически отсекающий одних персонажей от других  (и, соответственно, разграничивающий  их, скажем так, жизненные позиции и моральные устои) – находка очень удачная.   

Мрачная история

Озадачил общий колорит происходящего на сцене: в произведении  Чехова палитра  не настолько мрачна. Оно, конечно, историю Константина  Треплева и Нины Заречной лучезарной никак не назовешь. Но если изначально все выкрасить тяжеловато-дегтярными тонами – интрига заведомо убивается. Ясно, чего ждать от той черноты-темноты, которая  заявлена в начале спектакля и  сопровождает его до конца; тут – без неожиданностей. Вызвал недоумение и странный женский монолог, звучавший в закулисье; у Чехова сего текста не обнаружено.  Не очень даже понятно, кто именно его произносит: Нина? Или нет? А главное – зачем? До меня не дошло…

Понятно, что в случае с такой вещью, как «Чайка», у зрителя, читавшего  пьесу (а он  еще не вымер), не могло не сложиться собственного  представления о героях, особенно центральных. Аркадина, Нина Заречная, Треплев, Тригорин у каждого свои, что неизбежно: спасибо драматургу, персонажей вылепил выпукло и ярко. А уж как должна эта яркость выглядеть в предметном, скажем так, плане  – подсказывает воображение каждого из нас. Поэтому неудивительно, что режиссерские прочтения классических образов с моими, в частности,  не совпали: бывает. Сплошь и рядом.

Я, однако, всегда готова принять чужое видение, будь оно доказательным, художественно обоснованным. Спектакль же распадается на отдельные пазлы еще и по причине неравнозначных  актерских работ. Если опытные артисты – Александр Смольянинов, Вячеслав Бухтояров, Светлана Поваляева – транслируют в зал живые  эмоции, показывают характеры и ловкие партнерские связки (за счет  чего воспринимаются людьми «во плоти»), то молодые исполнители выглядят на их добротном  фоне манерными, искусственными, ходульными. Неживыми, одним словом. Почему они хотя бы не говорят обычными, нормальными голосами? Кого сегодня способен убедить грубый актерский наигрыш?

Дело техники

В меньшей степени претензии адресованы  Егору Козаченко. Его Треплев, конечно, психологически не настолько подвижен, чем чеховский. Но, при всем том, внутренняя жизнь персонажа зрителю видна и понятна. Во всяком случае, актера не обвинишь в том, что он просто произносит текст – как, к примеру, Антон Тимофеев, воплотивший Тригорина. Это, на мой взгляд, главная неудача спектакля: никакой динамики (чувственной) в его исполнении нет. Ни любовь, ни страсть, ни приспособленчество, ни сомнения – ничего не сыграно. Более того, иной раз действия Тригорина выглядят просто шаржировано – в частности, в эпизоде с рыбалкой. Аккуратное перемещение по сцене с удочкой, которую, вообще говоря, даже держат не так… И как поверить статичному, мягко выражаясь, Тригорину, что он, по его заверениям, чувствует природу и умеет писать пейзаж? Это ж нервную систему надо иметь отзывчивую, уязвимую…

Карикатурно выглядят и некоторые сцены с Ниной Заречной (Алевтина Чернявская). Особенно тот, где режиссер показывает ее опустившейся наркоманкой – со шприцем, не как-нибудь. Вот взяла и пришла на встречу с Треплевым для того, чтобы прямо на его изумленных глазах уколоться… Актриса-то  все делает грамотно, тщательно, а что в результате?

Символичным выглядит прием с бумажной чайкой, которую, показывая публике крупным планом,  старательно мастерит Треплев: механическая  выстроенность  спектакля, его техническая (я бы даже сказала – алгоритмическая) «скроенность» превалируют над  духовной сущностью этой вещи. Постановку можно назвать внешне эффектной. Но насколько отзовутся такой эффектности зрительские души?  Как ни банально – время покажет…