Кукареку потерялось

Для подкрепления этой мысли он регулярно включает в репертуар театра спектакли для  самых-самых маленьких – тех, кто еще не вполне умеет говорить, но кому уже доступна магия сцены. Вот и новая премьера – спектакль «Ку-ка-ре-ку!» по пьесе Ирины Токмаковой в постановке Дмитрия Вихрецкого – продолжение этой темы. Более того, в афише он заявлен как «бэби-мюзикл». Музыку к нему написала Наталья Карш из Петербурга, художник – Анастасия Гончарова.

Предыдущий опыт подобного рода – спектакль «Гусенок Дорофей» - так же, как и нынешний, давался в фойе. Для крохотных зрителей театр даже приобрел маленькие, «ясельные» стульчики (мамы и папы сидят отдельно, на пуфиках). И так же, как в «Гусенке Дорофее», зрителям предлагается интерактивное общение с артистами. Малыши могут подойти и потрогать декорации, погладить кукол, в «Дорофее» самых смелых даже приглашали в середине действия к сцене - чтобы помогли артистам справиться с задачей… Тогда это казалось театральным прорывом: необычно, увлекательно, смело. А сейчас?

Новый спектакль, развивающий сложную стилистику «театра для крошек», похоже, не продвинул этот метод вперед, а наоборот, сдал позиции. Нет-нет, формально все приемы игры со зрителем вроде бы остались, но вот наполнение их… Начать с того, что расстановка мест – дети отдельно, мамы отдельно – явно не устроила многих маленьких зрителей. В результате куча стульчиков в центре пустует, а дети лепятся на коленях у родителей, которым и так не слишком удобно сидеть на приставной мебели. Что-то тут не продумано.

Во-вторых, интерактивное общение с плохо говорящими малышами предполагает яркую харизматичность артиста. Строго говоря, от его сценической заразительности, неукротимого обаяния должны вмиг таять все сердца, с ним должно хотеться вступить в диалог. Увы, Ирина Дементьева и Станислав Садыков на премьере такого обаяния не продемонстрировали. Они старательно играли роли «ведущих», словно на детском утреннике, но и в ответ получали не искренний энтузиазм, а вежливое «исполнение, чего просите». Да и просьбы актеров были не всегда понятны малышам. Почему, например, чтобы пересадить деревья (им тесно за забором), следует напяливать на себя странные головные уборы? Недоумение малышей подкреплялось снисходительными улыбками взрослых.

Неопытные актеры не справлялись с моментами, требующими импровизации. К примеру, спрашивают малышей в зале: «Кто спит на соломке?» (это – подводка к тому, чтобы представить очередной персонаж сказки, свинью). Робкий голосок из публики: «Я…». А кто-то включается в игру со всей серьезностью, начинает перечислять: овечки, барашки… Но актер не отыгрывает этого диалога, не ведет его. С фальшиво-сладкой интонацией торопливо перебивает: «Молодцы, молодцы! А еще хрюшка». И наметившийся было контакт увядает.

Сказка, построенная на звукоподражании «Написал петушок «ку-ка-ре-ку», а к нему еще строку, но «кукареку» потерялось. Ты не знаешь, куда оно девалось?», призвана спровоцировать детей на активное говорение, на произнесение звуков. Авторы спектакля постарались обыграть в общении с публикой именно эти моменты. Но потребность в хоровом «ква-ква» или «хрю-хрю» не слишком внятно была донесена детям, так что помогали артистам скорее родители.

А ведь были на этом спектакле моменты, которые вполне могли стать поводом для коллективного переживания ситуации! Когда Петушок страдал по поводу своего потерянного «ку-ка-ре-ку», мой сосед, что восседал на коленях у папы, гражданин неполных  двух лет, так взволнованно мычал, мекал и возился, пытаясь помочь Петушку в его вербальных поисках, что стало ясно: малыш увидел нечто, глубоко ему созвучное. Видно, почуял драму немоты, когда хочешь выразить все, что на душе, а слов-то у тебя пока нет, не владеешь взрослой речью!

Быть может, я излишне придирчиво оцениваю новый спектакль наших кукольников… Но мне очень хочется, чтобы взятое ими направление на освоение тонких секретов «бэби-театра» не снижало уровня. Не понижало уже взятую когда-то планку.