На театральной карте Воронежа – новый «населенный пункт»: Книжный клуб «Петровский». Надеюсь, в самой ближайшей перспективе – густонаселенный. Во всяком случае, премьера спектакля «Кружение под вальс к «Вальпургиевой ночи», дважды показанная в «Петровском», уже собирает полные залы желающих приобщиться к хорошей литературе в хорошей ее интерпретации – режиссерской и актерской.
Пьеса Марка Берколайко под одноименным названием – в основе постановки, алгоритм которой придуман заслуженным артистом России Камилем Тукаевым. Тукаев же – исполнитель одной из ролей. Можно было бы уточнить – главных ролей, но смысла в том – никакого: каждый из героев произведения с равным на то правом претендует на «центральность» своего образа.
Игра на выбывание
Такова, собственно, вся проза Марка Берколайко: плотная, густая, образно выверенная и сюжетно неожиданная. Со знаковыми персонажами: от конкретных судеб – до обобщений лирико-философского толка. А начинаю я разговор о спектакле именно с этого момента потому, что и постановщик отталкивался от него: «Круженье под вальс к «Вальпургиевой ночи» – уже второе предложение авторского проекта Камиля Тукаева «текст-Портал», который (проект) реализуется с января-2013. И предполагает создание малоформатных спектаклей. В первую очередь – спектаклей-читок классической литературы и современной драматургии, где, согласно художественной концепции проекта, в приоритете – текст автора. Таким образом, любой продукт «текст-Портала» – прежде всего литература. Отсюда и следует «плясать».
…Что наша жизнь? Не спешите с ответом: если и игра, как утверждает классик, то – исключительно на выбывание, увы. Не в том разрезе, что все мы смертны; педалирование сего печального обстоятельства – по меньшей мере банальность, а по большей – пошлость. Куда интереснее (и, естественно, трагичнее) осознание той неизбежности, с которой рушатся тщетные наши земные построения (они же планы на жизнь), разбиваются в пух и прах амбиции, переставляются с ног на голову устои, еще вчера казавшиеся вполне себе основательными и надежными. Ну, а любовь, как водится – во главе угла. Вернее – в нашем случае – в формате треугольника. Рокового, обожаемого русской литературой с незапамятных времен.
На этом, впрочем, аналогии с много раз читанным, с предыдущих веков счастливо «дотянувшем» до сегодняшнего дня, следует свернуть: пьеса Берколайко – подчеркнуто, я бы даже сказала остро современна. Герои живут в реалиях, родных для подавляющего количества россиян. Что бытовую атрибутику возьми, что подводные течения давно, казалось бы, сложившихся человеческих отношений – это мы, Господи…
Противление злу каруселями
Гость и Хозяин с Хозяйкой – в квартире последних. Вполне себе милые, интеллигентные люди, с виду довольно обычные. И хотя местами друг другу язвят, с ходу не скажешь, что до Вальпургиевой ночи дожили. Правда, есть еще один персонаж, благодаря которому о чем-то «таком» быстро начинаешь догадываться – девочка-подросток, дочка хозяев дома. Больная от рождения, но не просто умненькая не по годам – нетривиально мыслящая. Зачем-то все карусели делает – хочет с их помощью очистить мир от зла. И про Вальпургиеву ночь, кстати, знает нечто сакраментальное; вот она, наверное – расплата детей за грехи родителей. Которыми где-то ближе к середине спектакля начинаешь воспринимать всю троицу…
Закадычные друзья-товарищи: преуспевающий, не без обаяния, но бесталанный и оттого завистливый хозяин и гениальный гость – поэт-бессребреник, неудачник, если практическую сторону бытования брать. Любовь жизни каждого – та самая Елена (привет античности с ее битвами – насмерть – за женщину), хозяйка. В прошлом – вдохновенная балерина, у которой впоследствии что-то не сложилось. Как, впрочем, и в жизни вне сцены. А девочка? Девочка – что ж: больше награда, чем наказанье. Неизбежность с отголосками гениальности – а как вы хотели?..
Слово за слово – соперники выясняют отношения, вновь и вновь переживают судьбоносные, как принято говорить, коллизии. Оставлять при себе невысказанные обиды, а тем более мстить больше незачем: оба – смертельно больны. Елену чаша сия миновала, но вряд ли ей легче, чем мужчинам: моментами выглядит окаменевшей. Поэтому жалко каждого из этой странной компании.
Приговор, не лишенный великодушия, выносит не фатум – люди. Себе и любимому ближнему. Прочим – зрителям, которым постфактум предстоит обдумывать увиденное не один час – тоже.
Вовлекли в переплет
Что есть текст, пусть и высокохудожественный, без активного сценического действия? А поди ж ты: «словесный» спектакль смотрится на одном, уж извините за штамп, дыхании. Не только потому, что отлично работают опытные актеры: кроме Тукаева, в спектакле заняты народный артист РФ Сергей Карпов и заслуженная артистка РФ Надежда Леонова, девочку играет Юля Мосьянова. Но еще и потому, что точно (на мой взгляд – безошибочно) выбрана форма для постановки.
Спектакль-читка продиктовал (с подачи, разумеется, постановщика) свою волю: на первых порах актеры с персонажами – как бы одно и то же. Для начала, выстроившись едва ли не в линеечку, четко и бесстрастно объявляют название произведения, имя драматурга. Такая театральная канцелярия – почва для дальнейших страстей, которые раскручиваются с ней на контрасте.
Исполнители транслируют в зал текст с листа, даже не всегда поднимая друг на друга глаза. Кажется, только интонации и «действуют на нервы» публики – ненавязчиво, мягко так. А минуты спустя исподволь, вдруг, понимаешь: тебя, оказывается, уже вовлекли в событийный переплет! И вовсю идет не репетиционная читка-знакомство с материалом, а спектакль! Который ноту за нотой берет высокие ноты – и так «до полной гибели всерьез». Может – чуть перефразируем Пастернака – любви скрещения иначе и не претворяются в жизнь? И в смерть тоже?..
Спектакль на всем своем протяжении не меняет декораций: комната, в которой разговаривают четверо – и только. Стол, стулья, диванчик, девочкины раскрашенные звери-карусели, к которым никто не подходит. Но ощущения статики, пробуксовки на одном – в буквальном смысле слова – месте не возникает. Потому как создатели изобретательно определились с постановочными эффектами.
Страшные кадры
Кроме «живого» плана, действенно – в плане атаки на зрительскую эмоциональность – работает экран, расположенный на заднике сцены. На нем – в кромешной, кажется, темноте – возникают крупные планы героев, произносящих свои монологи. Сокровенные.
Это страшные кадры: у героини Надежды Леоновой – в ее чистых признаниях и светлых надеждах, которым не суждено сбыться. У персонажей Карпова и Тукаева – не только в чистосердечных речах, но и в «высвечивании» малейших нюансов физического свойства. Когда, будучи приближенными к зрительским глазам, играют каждая морщинка на лице актера, каждая пора – кажется, будто ты, сидящий в зале, украдкой подсмотрел нечто интимное. Прочел нечто подкожное. И заглянул в подсознание персонажа.
Камерный зал «Петровского» как нельзя лучше соответствует стилистике «Круженья…». Сложно представить, как взаимодействовала бы пьеса Марка Берколайко с площадкой большего размера. В плане технических возможностей Камиль Тукаев «выжал» из нее, кажется, максимум.
И еще один аспект спектакля нельзя не отметить. Важным выразительным средством выбран свет. Он властно расставляет акценты, дает настроенческие посылы к оценке того или иного поворота событий. И, кстати, оправдывает и обосновывает само название спектакля. Что есть «круженье»? Его неуловимый флер? Не только «вальпургиевы разборки» по кругу – ни о чем и обо всем. Но и приступы искомой нервной напряженности. Которая, дойдя до пиковых величин, внезапно оказывается укрощенной: спектакль заканчивается тем же, с чего начинается. Объявлением названия и автора. Круг замкнулся – чего же боле…