Новости культуры российских регионов
31 января 2013
Центр

Любви скрещенья

Зрителям предложили вариант Вальпургиевой ночи.

На театральной карте Воронежа – новый «населенный пункт»: Книжный клуб «Петровский». Надеюсь, в самой ближайшей перспективе – густонаселенный. Во всяком случае, премьера спектакля «Кружение под вальс к «Вальпургиевой ночи», дважды показанная в «Петровском»,  уже собирает полные залы желающих приобщиться к хорошей литературе в хорошей ее интерпретации – режиссерской и актерской.

Пьеса Марка Берколайко под одноименным названием – в основе постановки, алгоритм которой придуман заслуженным артистом России  Камилем Тукаевым. Тукаев же – исполнитель одной из ролей. Можно было бы уточнить – главных ролей, но смысла в том – никакого: каждый из героев произведения с равным на то правом претендует на «центральность» своего образа.

Игра на выбывание

Такова, собственно, вся проза Марка Берколайко: плотная, густая, образно выверенная и сюжетно неожиданная. Со знаковыми персонажами: от конкретных судеб – до обобщений лирико-философского толка. А начинаю я разговор о спектакле именно с этого момента потому, что и постановщик отталкивался от него: «Круженье под вальс к «Вальпургиевой ночи» – уже второе предложение авторского проекта  Камиля Тукаева «текст-Портал», который (проект)  реализуется с января-2013. И предполага­ет создание малоформат­ных спектаклей. В первую очередь – спектаклей­-читок классическ­ой литературы­ и современно­й драматургии, где, согласно  художестве­нной концепции проекта, в приоритете  – текст автора. Таким образом, любой продукт «текст-Порт­ала»  – прежде всего литература. Отсюда и следует «плясать».

…Что наша жизнь? Не спешите с ответом: если и игра, как утверждает классик, то – исключительно на выбывание, увы. Не в том разрезе, что все мы смертны; педалирование сего печального  обстоятельства  – по меньшей мере банальность, а по большей – пошлость. Куда интереснее (и, естественно, трагичнее) осознание той неизбежности, с которой рушатся  тщетные наши земные построения (они же планы на жизнь), разбиваются в пух и прах амбиции, переставляются с ног на голову устои, еще вчера казавшиеся вполне себе основательными и надежными. Ну, а любовь, как водится – во главе угла. Вернее – в нашем случае – в формате треугольника. Рокового, обожаемого русской литературой с незапамятных времен.

На этом, впрочем, аналогии с много раз читанным, с предыдущих веков счастливо «дотянувшем» до сегодняшнего дня, следует свернуть: пьеса Берколайко – подчеркнуто, я бы даже сказала остро современна. Герои живут в реалиях, родных для подавляющего количества россиян. Что бытовую атрибутику возьми, что подводные течения давно, казалось бы, сложившихся человеческих отношений – это мы, Господи…

Противление  злу  каруселями

Гость и Хозяин с Хозяйкой – в квартире последних. Вполне себе милые, интеллигентные  люди, с виду довольно обычные. И хотя местами друг другу язвят, с ходу не скажешь, что до Вальпургиевой ночи  дожили. Правда, есть еще один персонаж, благодаря которому о чем-то «таком» быстро начинаешь догадываться – девочка-подросток, дочка хозяев дома. Больная от рождения, но не просто умненькая не по годам – нетривиально мыслящая. Зачем-то все карусели делает – хочет с их помощью очистить мир от зла.  И про Вальпургиеву ночь, кстати, знает нечто сакраментальное; вот она, наверное – расплата детей за грехи родителей. Которыми где-то ближе к середине спектакля начинаешь воспринимать всю троицу…

Закадычные друзья-товарищи: преуспевающий, не без обаяния, но бесталанный и оттого завистливый хозяин и гениальный гость – поэт-бессребреник, неудачник, если практическую сторону бытования брать. Любовь жизни каждого – та самая Елена (привет античности с ее битвами – насмерть – за женщину), хозяйка. В прошлом – вдохновенная балерина, у которой впоследствии что-то не сложилось. Как, впрочем, и в жизни вне сцены. А девочка? Девочка – что ж: больше награда, чем наказанье. Неизбежность с отголосками гениальности – а как вы хотели?..

Слово за слово – соперники выясняют отношения, вновь и вновь переживают судьбоносные, как принято говорить, коллизии. Оставлять при себе невысказанные обиды, а тем более мстить больше незачем: оба – смертельно больны. Елену чаша сия  миновала, но вряд ли ей легче, чем мужчинам: моментами выглядит окаменевшей. Поэтому жалко каждого из этой странной компании.

Приговор, не лишенный великодушия, выносит не фатум – люди. Себе  и  любимому ближнему. Прочим – зрителям, которым постфактум предстоит обдумывать увиденное не один час – тоже.

Вовлекли в переплет

Что есть текст, пусть и высокохудожественный, без активного сценического действия? А поди ж ты: «словесный» спектакль смотрится на одном, уж извините за штамп, дыхании. Не только потому, что отлично работают опытные актеры: кроме Тукаева, в спектакле заняты народный артист РФ Сергей Карпов и заслуженная артистка РФ Надежда Леонова, девочку играет Юля Мосьянова.   Но еще и потому,  что точно (на мой взгляд – безошибочно) выбрана форма для постановки.

Спектакль-читка продиктовал (с подачи, разумеется, постановщика) свою волю: на первых порах актеры с персонажами –  как бы одно и то же. Для начала, выстроившись едва ли не в линеечку, четко и бесстрастно объявляют название произведения, имя драматурга. Такая театральная канцелярия – почва для дальнейших страстей, которые раскручиваются с ней на контрасте.

Исполнители  транслируют в зал текст с листа, даже не всегда поднимая друг на друга глаза. Кажется, только интонации  и «действуют на нервы» публики – ненавязчиво, мягко так.  А минуты спустя исподволь, вдруг, понимаешь: тебя, оказывается, уже вовлекли в событийный переплет! И вовсю идет не репетиционная читка-знакомство с материалом, а спектакль!  Который ноту за нотой берет высокие ноты – и так «до полной гибели всерьез». Может – чуть перефразируем Пастернака – любви скрещения иначе и не претворяются в жизнь? И в смерть тоже?..

Спектакль на всем своем протяжении не меняет декораций: комната, в которой разговаривают четверо – и только. Стол, стулья, диванчик, девочкины раскрашенные  звери-карусели, к которым никто не подходит. Но ощущения статики, пробуксовки на одном – в буквальном смысле слова – месте не возникает. Потому как создатели изобретательно  определились  с  постановочными эффектами.

Страшные кадры

Кроме «живого» плана, действенно – в плане атаки на зрительскую эмоциональность – работает экран, расположенный на заднике сцены. На нем – в кромешной, кажется, темноте – возникают крупные планы героев, произносящих свои монологи. Сокровенные.

Это страшные кадры: у героини Надежды Леоновой – в ее чистых признаниях и светлых надеждах, которым не суждено сбыться. У персонажей Карпова и Тукаева – не только в чистосердечных речах, но и в «высвечивании» малейших нюансов физического свойства. Когда, будучи приближенными  к зрительским глазам, играют каждая морщинка на лице актера, каждая пора – кажется, будто ты, сидящий в зале, украдкой подсмотрел нечто интимное. Прочел нечто подкожное. И заглянул в подсознание персонажа.

Камерный зал «Петровского» как нельзя лучше соответствует стилистике «Круженья…». Сложно представить, как взаимодействовала бы пьеса Марка Берколайко с площадкой большего размера.   В плане технических возможностей  Камиль  Тукаев «выжал» из нее, кажется, максимум.

И еще один аспект спектакля нельзя не отметить. Важным выразительным средством выбран свет. Он властно расставляет акценты, дает настроенческие посылы к оценке того или иного поворота событий. И, кстати, оправдывает и обосновывает само название спектакля. Что есть «круженье»? Его неуловимый флер? Не только «вальпургиевы разборки» по кругу – ни о чем и обо всем. Но и приступы  искомой нервной напряженности.  Которая, дойдя до пиковых величин, внезапно оказывается укрощенной: спектакль заканчивается тем же, с чего начинается. Объявлением названия и автора. Круг замкнулся – чего же боле…