Новости культуры российских регионов
23 октября 2012
Сибирь

Третье пришествие Ревизора

«Ревизор». Комедия в двух действиях Кемеровского областного театра драмы им. Луначарского по пьесе Николая Гоголя. Постановка Антона Безъязыкова.

Сценография и костюмы Фемистокла Атамадзаса (Санкт-Петербург). Хореография Юрия Брагина. В спектакле заняты: Александр Измайлов (Сквозник-Дмухановский, городничий), Наталья Юдина (Анна Андреевна), Олеся Шилова (Марья Антоновна), Александр Емельянов (Хлопов, смотритель училищ), Тимофей Шилов (Ляпкин-Тяпкин, судья), Денис Гильманов (Земляника, попечитель богоугодных заведений), Виктор Мирошниченко (Шпекин, почтмейстер), Михаил Быков (Бобчинский), Вадим Пьянзин (Добчинский), Иван Крылов (Хлестаков), Евгений Шокин (Осип), Александр Желтов (Гибнер, уездный лекарь), артистки театра (народ), студенты КемГУКИ (слуги). Премьера состоялась 19 октября.

В истории Кемеровской драмы это уже третий «Ревизор». Интересно, что они ставились с правильными тридцатилетними промежутками. В 1952 году комедию Гоголя поставил Л. Меерсоном, а роль Городничего исполнил Петр Князев. Тридцать лет спустя Городничего играл Евгений Шокин, ныне занятый в роли Осипа, слуги Хлестакова. Замечательная складывается традиция. 

С другой стороны, отношения с гоголевской драматургией у Кемеровской драмы в последние годы складывались непросто. «Игроки», поставленные пять лет назад Игорем Жетиневым, оказались спектаклем не вполне удачным, а попурри по гоголевской прозе «Через Миргород на Невский», изготовленное к юбилею Николая Васильевича два года спустя, вышло откровенно неудачным. Так что сам по себе безусловно гениальный и безумно смешной текст Гоголя ничего не гарантирует.

Впрочем, Антон Безъязыков, известный кемеровской публике по спектаклю «Убийца» и исценировке «Тома Сойера», – режиссер, безусловно, талантливый и изобретательный. Художника Фемистокла Атамадзаса мы знаем по постановкам в Прокопьевской драме, в том числе увенчанным «Золотою маской». Работа Юрия Брагина, главного балетмейстера Музыкального театра, неизменно отмечена хорошим вкусом и чистотою линий. Вместе они непременно должны были родить нечто интересное. Так оно в итоге и оказалось.

Текст знаменитой комедии в спектакле бережно сохранен и даже несколько амплифицирован[1] за счет повторов, напоминающих заблудившееся эхо (особенно эффектное в речах Бобчинского и Добчинского, которые постоянно двоятся, отражаясь друг в друге: известная метафора эха как зеркала). Костюмы и антураж, напротив, осовременены, точнее, являют собою причудливую смесь эпох и стилей. Часть героев является во фраках, в том числе брусничного цвета с искрой, часть одета в богатые шубы, дамы то в кринолинах, то в неглиже, Хлестаков же является то в современных пуловере и кедах, то почему-то в солдатском исподнем. Во многих сценах задействованы еще медицинские каталки, так что все вместе отдает Ильфом и Петровым: здесь запахнет театром «Колумб», там высунутся румынские бояре. Впрочем, эта эклектика нисколько не раздражает: наоборот, она непринужденно складывается в веселую кутерьму, своеобразно остраняющую размеренное дыхание гоголевских монологов.

О главной сценографической метафоре стоит сказать отдельно: это белая надувная вертячая избушка, вроде бы та самая, из русских сказок, что к лесу задом, а к нам передом. Но с одной стороны, рафинадная колоннада ее безошибочно вызывает в памяти уездные храмы и дворцы культуры, а с другой – то ли стеганое одеяло (метафора простодушного разврата), то ли бревенчатую кладку с прорезями-бойницами (метафора кондовой старины). Избушку эта то надувается, то сдувается, причем в этом процессе задействованы все действующие лица. Тоже вроде бы простая метафора, но очень действенная.

Смеховое начало в спектакле олицетворяют прежде всего две замечательные парочки: Бобчинский и Добчинский плюс Анна Андреевна и Марья Антоновна. Если комические дарования Натальи Юдиной и Михаила Быкова общеизвестны, и здесь они себе ни в чем не отказывают, смешат, как теперь говорят, по полной морде, то Олеся Шилова и Вадим Пьянзин им почти не проигрывают, или, по крайней мере, умеют найти краски, оттеняющие блеск маститых коллег. Единственная оговорка: самая трогательная реплика Бобчинского, просьба, обращенная к Хлестакову, сказать, если случится, государю императору, что в таком-то уездном городе живет такой-то Петр Иваныч, Быкову пока не дается, но это дело наживное. 

Хлестаков в исполнении Ивана Крылова (кстати, зачем-то сильно похудевшего) выразителен скорее пластически, чем словесно; а впрочем, резкие переходы от беспросветного уныния к безудержному восторгу у него получаются убедительно. Городничий в исполнении Александра Измайлова несколько деревянноват, этакий старый служака; а впрочем, его скептические речи дела нисколько не портят. Это скромная, но несомненная удача актера: попробуйте-ка быть убедительным в роли резонера, это вам не комиковать во все лопатки. То же относится и к монологам Осипа в исполнении Александра Шокина.

Чиновники уездного города хороши почти в одинаковой степени, а если кого-то выделять, то отметим относительно молодого Дениса Гильманова (Землянику) и относительно маститого Александра Емельянова (Хлопова): у них и речей побольше, есть где развернуться. Отдельных танцевальных нумеров в спектакле нет, но в слитном движении актерского ансамбля (не только по сцене, но и по зрительному залу) чувствуется твердая рука хореографа, а некоторые пластические выходки просто уморительно смешны.

Проекция гоголевских нравов на наше время у постановщиков получается естественной, но ненавязчивой. Финальная реплика «Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе» раздается, усиленная динамиками, откуда-то свыше: старый византийский принцип апостасийности, гласящий, что всякая власть от Бога. Ко всему этому добавлено еще несколько ложных концовок, на мой взгляд, лишних. Заметно, что постановщиков настолько увлекла стихия игры, что они захотели продлить удовольствие.

Надо бы добавить театральный какой-нибудь… разъезд не разъезд, но некоторый эпилог. Выходя из театра, услышал реплики каких-то совсем молоденьких девиц: «Ну я, правда, классических постановок «Ревизора» не видела…» - «А я видела классическую постановку, видела, но это выше, я тебе говорю, выше…» Откуда они слова-то такие знают? Нет, если Гоголь еще сообщает что-то существенное и этим юным созданиям, это внушает, если угодно, некоторый оптимизм – и в рассуждении вечной русской культуры, и в рассуждении переменчивых сегодняшних нравов. Хотя, как мы знаем, сам по себе гениальный гоголевский текст ничего не гарантирует. Так что отметим прежде всего несомненную удачу Кемеровской драмы, у которой, кажется, завязался нешуточный роман с новым режиссером.




[1] В переводе на новорусский: разбодяжен.