Романтическое бескорыстие

О потенциале воронежского художника Ивана Бондарева знают не только его коллеги, но и почитатели изобразительного искусства: полотна  Бондарева – довольно частые «вкрапления» в общую картину коллективных выставок. Причем именно бондаревские произведения зачастую работают на разноплановость  экспозиции, делают ее многозвучной и изобретательной: авторский  почерк Ивана не перепутаешь ни с чьим другим.
Тем не менее, персональная выставка живописи и акварелей Бондарева, что открылась на днях в зале Союза художников на Пушкинской  – первая в его карьере, довольно уже продолжительной. Хотя слова «карьера» и «Бондарев» (как понятия) – вещи, совместить которые друг с другом не легче, чем гений и злодейство.

Вкусный реализм
Судя по исповедуемым творческим принципам, Иван начисто лишен склонности к коммерциализации искусства: очевидно, что он бескорыстно предан живописи, которую не меняет на одноразовый рыночный успех. Это вовсе не значит, что картины Бондарева – в основном, сочные (хотя и не в ярких, чаще всего, тонах выполненные) абстракции – не востребованы знающими людьми. Директор художественного училища Сергей Гулевский, выступавший на открытии выставки, рассказал о некоем благотворительном аукционе, для которого Бондарев, не чинясь, предоставил работу. Был он, естественно, не одинок в этом благородном деле, но именно картина Ивана ушла, что называется, влет, причем за кругленькую сумму. Тот, кто даст себе труд заглянуть в эти дни на Пушкинскую, поймет, почему так случилось…
Помимо фирменных бондаревских абстракций (которые, что удивительно, не оставляют впечатление чего-то случайного и уж тем более хаотичного), на выставке представлена предметная живопись – портрет, пейзаж. Специалисты оценивают ее как вполне себе реализм. Но, если и так, то какой-то он у Бондарева неправдоподобно (для классики  реализма) романтичный. Факт, что как художник Иван – безоглядный  романтик. Тонкий и остро чувствующий.
Он пишет так, будто «раскушивает»  найденное  сочетание красок, пробует их на язык. Поэтому даже в предметной живописи – несколько беспредметен; упивается не формой (хотя она принципиальна), но – содержанием. Причем не прагматическим – живописным. А может, тут какой-то особый масляный мазок свое основополагающее дело делает. Впечатление, во всяком случае, такое, что, разбираясь с техникой написания работ, до конца не понимаешь, чем конкретно художник берет зрителя, по причине чего завораживает.

Индивидуальность и школа
Непостижимого, впрочем, мало:  недосказанность – главная движущая сила рождения зрительского интереса. Если, конечно, она – не следствие дутой многозначительности. За которой обычно ничего, кроме, извиняюсь, дешевых понтов  и непомерных амбиций, не кроется; таким ложным величием грешат многие начинающие авторы, без стеснения  (и во всеуслышанье)  причисляющие себя к ярко выраженным индивидуальностям. Не обязательно, однако, быть экспертом, чтобы обнаружить: творчество таких людей  сплошь и рядом настолько безалаберно и, по большому счету, бессистемно, что трактовать его можно с диаметрально противоположных позиций. В меру своей испорченности.
Что хочу, то и ворочу – принцип, который искусство если и жалует, то лишь в исключительных, уникальных случаях. Надо быть гением, не меньше, чтобы результативно плыть против течения, демонстрируя  чудеса оригинального жанра. Ведь последнее невозможно без безукоризненного владения основами мастерства, базой. Известно, к примеру, что в цирке качественная клоунада дается лишь тому артисту, который без проблем справляется с  жонглированием, акробатикой и прочими «узкими» специальностями. То есть оригинальность (читай – вычурность) без академической «подложки» – самая настоящая отсебятина, которая вдохновляет разве что ее носителя.
Случай Бондарева –  иной. Его вдохновенная, грамотно ритмизованная живопись – отражение классической  школы русского изобразительного искусства. В «пересчете», как раз таки, на творческую индивидуальность, которой свойственно преломлять каноны.  И мне понятно, почему руководство воронежского художественного училища посейчас гордится тем, что некогда из его стен вышел такой мастер как Иван Бондарев. Научить талантливого человека распоряжаться своим талантом, бережно и уважительно опираясь на сделанное великими предшественниками – честь для любого учебного заведения. Творческого – в первую очередь.

Столичный уровень
Председатель правления регионального отделения Союза художников России Алексей Смирнов, открывавший выставку, вспоминал, как впервые познакомился с работами Бондарева. Это случилось в одном из художественных салонов города.
–  Увидев там картины Вани, я  даже засомневался: да разве это воронежский художник?, – делился изумлением Алексей Ефимович. – Настолько далеко выходящими за пределы воронежского понимания искусства показались его приемы, пластическое выражение замысла. Неожиданные работы столичного уровня; могу сравнить впечатление от них с тем, которое производят творения, украшающие бесчисленные галереи московского Дома художника.  Проходишь по коридорам – и столько нового открываешь на каждом шагу! Мне кажется, Воронеж тоже сейчас переживает эпоху подобных открытий, что доказывает персональная выставка Ивана Бондарева. Которая позволила автору так интересно выразить свой внутренний мир.
У меня – примерно те же соображения. А еще – удовлетворение от того, что личные впечатления совпали со свежим взглядом подрастающего поколения: на выставку пришло непредсказуемо много молодежи. Обычно весьма сдержанные на похвалы в адрес тех, кому за тридцать (сами сплошь гении!), на сей раз юные дарования были единодушны: Бондарев – это круто! И даже креативно.

Поиск с бородой
– Удивительно разноплановый художник, – охарактеризовал  Ивана Бондарева ректор ВГАСУ  Игорь Суровцев. – В какой угол зала ни зайди – тут вздрогнешь, там ахнешь… Мне очень легла на душу небольшая картинка, где показана река  Дон: посмотрите, какая поэтика, какая передача настроения. Глубокая осень, туман, угадывается Дон – и все! Ничего больше нет, но почему-то хочется около этой работы стоять. И стоять долго. Просто здорово, что сегодня  нашей молодежи мы можем предъявить совершенно разных художников, выставляющихся не только в зале на Пушкинской – на всех выставочных площадках города.
Завершил Игорь Степанович свою серьезную речь забавным наблюдением. Я, поиронизировал, много лет вынашиваю такую глубокую мысль: если художник с бородой – значит, он в поиске. Шутки шутками, но касаемо бородатого Бондарева наблюдение не лишено оснований: Иван, как ни странно, не выглядит окончательно сложившимся мастером. Работы дают все основания предположить, что поиск для их автора едва ли не интереснее конечного результата. Что, вообще говоря, симптоматично: по-настоящему талантливому человеку всегда мало сделанного уже. Он обязательно стремится делать еще и еще…
Все выступавшие подчеркивали: выставку Бондарева ждали давно. Потому как не нашлось, кажется, человека из числа профессионалов и любителей, который усомнился бы в том, что Ивана Господь поцеловал.  А вот пробивными способностями не наделил, оттого, наверное, и выставка такой долгожданной оказалась. И красивой, по оценке заместителя директора художественного музея им. Крамского Ольги Рябчиковой, внешне и внутренне – под стать своему создателю.