Четыре

В одном выставочном пространстве работы Нины Костиной, Александра Алексеева-Свинкина, Александра Вохменцева и Виктора Иванова. Сошлись не просто четыре талантливых человека, четыре художника, но – четыре времени года, четыре стихии.
Алексеев-Свинкин – вечное лето и Огонь: насыщенный, жаркий, буйный, колкий, зловещий или вкрадчивый, хищный или влекущий. Вохменцев, безусловно, из ранневесенних, когда апрельское марево висит средь деревьев и тонкие очертания его едва различимы. Он – Воздух: легкий, прозрачный, теплый, ласковый, немного хмельной и упоительный, целительный для души. Костина, скорее всего, зима – уральская, стылая, настоящая, укрытая целомудренным снегом. Нина Васильевна – Земля: обнажённая и озябшая, плодородная и пышная, хлебная и помогающая. Виктор Иванов – осень, когда его любимые деревья облачаются в золото. А густая глянцевая Вода делает их блестящими и сверкающими в лучах солнца. И не верится, что выпиленная из этого дерева мозаика завитков, сделана человеком. Такими бывают кружева изморози – витиеватые, затейливые, удивительно правильные в своих пропорциях.
Любое деление условно и сиюминутно. И разве не может вода оказаться страстной, а огонь умиротворяющем, воздух плотным, а вода – густой и усталой? Убедиться или опровергнуть этот ассоциативный поток можно лишь лицом к лицу столкнувшись с творением духа и рук художников.
Гоголевские персонажи Александра Алексеева-Свинкина округлые, выпуклые, даже немного мягкие. Насмешливый взгляд художника делает их напыщенными, а шелковистый мазок – заострёнными, иногда зловещими. Они – часть того особого мира, балансирующего между сказкой и реальностью, который художник создаёт годами. В нём и ирония, и гротеск, и досада, без которых трудно представить гоголевских персонажей, концентрирующих в себе не просто человеческие типы, но и дышащий огонь времени.
Известный екатеринбургский мастер – резчик по дереву, руководитель музея-мастерской «Деревянная мозаика» Виктор Иванов – из неоскудевающей породы чутких ремесленников. Он выпиливает с филигранной точностью дивной красоты кресла, столы, бюро, заковыристые интерьерные картины и рамы для зеркал, волшебные сундучки и корзины. Одержимый сохранением старины, восстанавливает узоры и модели по чертежам мастеров позапрошлого века, придумывает свои. Рукотворные фантазии – немое восхищение.
«Моя деревня» – давний роман с родиной Александра Вохменцева. «Нам было радостно, мы только начинали жить, вокруг было прекрасная природа. И все мои картинки – из детства: рождение теленка, ухающий филин, ожидание солдата с войны, хотя все, кто выжил, уже вернулись. Не тоскливое было время, очень чистое. Вдруг попадают воспоминания в компьютер головы и покоя не дают, пока не нарисуешь...». Его деревня – очень живая и светлая, немного эпическая и совсем недоступная. Сказочная жизнь без радио, без телевидения, с совсем другими радостями и печалями: там ребятня сумерничает с бабушкой, знающей много народных сказок и песен, там женщины по-русски красивы и дородны. Кажется, так всё и есть на самом деле, а отойдёшь чуть подальше — нет, миф, мечта о прошлом.
Мэтр уральской реалистической живописи Нина Васильевна Костина не скрывает своей безграничной любви к краю, выдающему на гора не только крепкий металл, красивый камень, но и красивых крепких людей. В самом центре зала – огромное полотно из эпохальной серии «Рождение града Екатеринбурга. Ранний Екатеринбург», которой отданы последние пять лет жизни и творчества. Никто не узнает в заснеженной долине, окруженной ещё нетронутыми горами и вековыми лесами нынешнюю Плотинку, откуда начинался завод, а вместе с ним и град Екатерины. В центре – главный герой её художественного повествования Василий Татищев, образованнейший человек своего времени, вздыбивший дремавший Урал.
Четыре художника, четыре стороны света, четыре темперамента.