Вот – новый поворот

На сей раз "Х.Л.А.М." предложил зрителям встречу с живописью, которая не слишком восстает против традиции. Масштабные (да чего там стесняться – громадные: 2х3 метра) полотна, объединенные в выставку под названием «Пределы адекватности», сочинил и исполнил Кирилл Гаршин; это имя – новое в воронежской изобразительной среде. Гаршин – выпускник художественного училища; после окончания прошел всего год. Соответственно, персональная выставка для Кирилла – первая по счету. Мало кто из молодых живописцев, особенно в 21 веке, способен четко сказать свое слово уже на ранних стадиях творчества. У нашего автора, на мой взгляд, это получается. Не до шуток Работа «Благовещенье»: странные субъекты по центру общественного туалета – вокруг вазы с цветком, стоящей тут же, на полу. «Кипяток»: группа неясных, как бы зомбированных личностей, собравшихся в столовой, интересуется процессом раздачи горячей воды – типа, чайку хотят заварить. «Хотят» здесь ¬– преувеличение; нет эмоций – нет желаний. «Тайная вечеря»: за длинным столом – двенадцать персонажей разной степени деформированности и выразительности (одни повернуты лицами к зрителю, другие – спиной), в отсутствии Христа… И повсюду – экстремальный, в плане выбора размера холста, размах. – Почему, Кирилл, все выставочные экспонаты – такие огромные? – Большой формат использован для того, чтобы изображение обретало особое видение – заведомо. Тем более, что сюжеты выбраны достаточно эпические: они были бы не очень уместны на маленьких картинах. – Ну, сюжеты есть и камерные – просто вы «выращиваете» их до эпики умышлено. И используете при том кинематографический прием – эффект крупного плана. Так? – Ну, да. Это намеренный жест. Тут, кажется, уместно «ввернуть» мнение о Гаршине авторов релиза, который, характеризуя выставку, сообщил: «Многофигурные композиции с легко прочитываемой иконографией как будто застыли на страницах учебника по истории искусств. На горизонтально вытянутых, кинематографических по композиции работах скриншотным принтскрином остановились в странных интерьерах пляшущие босховские песьи морды. Кажется, что в монументальные полотна Гаршина вмерз весь предыдущий опыт живописи от Питера Брейгеля до Лейпцигской школы. При этом удивительно, что всё это не выглядит постмодернисткой шуткой. Если Нео Рауху забыли сказать, что живопись умерла, то Кириллу говорили об этом много раз, но он, видимо, пропустил это мимо ушей…» Без расчлененки – Что скажете, Кирилл, насчет аллюзий из Босха и Брейгеля? – Безусловно, мне нравятся эти художники; в некотором смысле на них ориентируюсь. Но и мастера, гораздо больше приближенные к современности, отчасти влияют на меня. Очень нравится искусство северного возрождения, немцы. – Сюжеты по какому принципу выбираете? – Если говорить о выставленных картинах – это целый проект. Серия живописных работ, посвященных границам человеческого безумия. Мне интересно сочетание двух миров: мира религии, Библии, в частности, и мира современного города. Скорее даже не города, а сумасшедшего дома. Представления о каких-то правильных вещах часто в сознании людей начинают трансформироваться и мутировать. Поскольку попадают в какой-то новый контекст, другую атмосферу. Если говорить образно – это некие галлюцинации, которые возникают в сознании отдельно взятого сумасшедшего. Который видит, например, обыденные сцены, но – наполненные странной, мутировавшей религиозной атмосферой. – А откуда вам известно содержание галлюцинаций отдельно взятого сумасшедшего? Не из личного, надеюсь, опыта? – Нет, конечно. Это фантазии. И еще тут есть немаловажный момент: у меня пока сложные отношения с религией. Разрываюсь на две части: с одной стороны, не могу назвать себя набожным человеком, с другой – отказаться от религии настолько, чтобы стать чистым атеистом, тоже нет возможности. Из-за этого метания и возникают подобные серии работ. – Существуют ли какие-либо этические ограничения в разработке тех вещей, о которых вы рассказываете? – Я руководствуюсь лишь предположением насчет того, что может происходить в сознании отдельно взятого сумасшедшего. И грань, за которую не зайду, мне кажется, есть. Я, например, не смог бы изобразить какие-то совсем уж ужасные сцены – с расчлененкой и так далее. На темном фоне – А как нащупать границу атеизма и религиозности? Или – нормы и безумия? – Выставка называется «Пределы адекватности» именно потому, что для меня не совсем понятно, где проходит черта между человеческой ненормальностью и сумасшествием в его крайнем варианте. Ведь в какой-то мере все мы ненормальны. – Осуществляя такие поиски, вы только в себе копаетесь? Или и философскую литературу почитываете? – В основном, все беру «из себя». Но философскую литературу тоже, конечно, читаю – Хайдеггера, например, Бодрийяра. Философские направления мне, естественно, интересны. Но, с другой стороны, считаю: философия, как и религия, зачастую «настаивает» на том, что она – истина в последней инстанции. Потому что даже в своих сомнениях, которые суть содержание философии, эта наука очень тоталитарна. – На ваших картинах – море черного и серого цвета. Зачем они вам в таком объеме? – Чтобы подчеркнуть нужную мне таинственность. Вообще, если обратиться к истории искусств, увидим, что в религиозных картинах темные фоны очень часто использовались для достижения некой религиозной экзистенциональности. Кроме того, мне нравится, когда обычные вещи приобретают необычное звучание, существуют в неожиданном контексте. Мучает конфликт Мнением о творчестве Гаршина любезно поделился директор галереи Алексей Горбунов. А до того открыл «секрет»: следующей серией, которую задумал художник, будут «Руки праведников». – Кирилл утверждает, что изображение именно рук играет на выразительность произведения, – рассказал Алексей Юрьевич. – Три года назад я познакомился с этим художником – увидел его черно-белые рисунки к «Божественной комедии» Данте. Помню, тогда его интересовало чистилище. Если же говорить о подходе к творчеству – Кирилла, по его словам, привлекает сама по себе свобода художника. И современное искусство, к которому, конечно, выставленные работы отнести трудно, – интересует тоже. Потому что оно предоставляет художнику дополнительные права. – А сегодняшний Гаршин чем вас привлек? – Я вижу те самые экзистенциальные моменты, о которых он обмолвился. Мне они не кажутся депрессивными, я не нахожу здесь никакого глумления или иронии; это философия такая. Нет ведь к произведениям того требования, чтобы они приносили пользу конкретному человеку. Тут все неуловимо. А для меня важно, что человек не шутит; это видно. Другое дело, что все мы хотим светлого и доброго, но… В жизни есть и другое. Возьмите «Благовещение»: в принципе, благая весть о рождении сына могла прозвучать и в другой обстановке. Но Кирилл говорит, что именно в советском общественном туалете есть конфликт места и смысла. Может возникнуть вопрос: зачем все это? А затем, что Кирилла оно мучает. А другого – не мучает; нечасто встретишь человека, который все настолько неудобно поворачивает…