Новости культуры российских регионов
30 июня 2010
Юг

А напоследок я вам… станцую

«Драма на охоте». Несоединимое соединилось
Закрытие 79-го сезона Ростовского музыкального театра ознаменовалось (иначе и не скажешь!) постановкой балета - «Драмы на охоте», который безусловно подходит под определение – мировая премьера. Прошедшие в Ростове Саммит ЕС, инаугурация нового губернатора Ростовской области, другие может не столь крупные, но все равно ответственные общественно-политические мероприятия, место проведений которых неизменно Ростовский музыкальный театр, не помешали творческому коллективу в обещанный срок выпустить спектакль. Музыка Петра Чайковского, либретто ростовского писателя Николая Оганесова по одноименному произведению Антона Чехова. Эти фамилии – Чехов и Чайковский – на слуху у каждого. Их произведения исследованы, кажется, до последней буквы и ноты. Счет постановок, в которых они значатся как драматург и композитор исчисляется не десятками – сотнями, тысячами спектаклей. Но при этом балета «Драма на охоте» никто и никогда в мире не ставил. Потому как такового… просто нет в природе. Точнее не было до сегодняшнего дня. Чайковский, чье 170-летие со дня рождения отметила музыкальная общественность в мае, действительно мечтал, чтобы Чехов, чье 150-летие было отпраздновано в январе, написал что-нибудь для него. Антон Павлович даже подписал одно из своих писем Петру Ильчичу – «Ваш либреттист…» Однако до конкретной работы дело так и не дошло. «Драма на охоте» - уникальна своим соединением того, что не успело соединиться… Никто к этому специально не шел. Так получилось. Главный хореограф постановки Алексей Фадеечев утверждает, что искренне хотел поставить современный балет на музыку современного композитора. Перебрал (переслушал) кажется всех, включая Шнитке, Артемьева… Но остановился на «старом добром» Чайковском, вовсе не имея в виду исполнить давнее желание отечественных гениев от музыки и литературы. Просто Чайковский как никто другой подошел для переноса на язык музыки повествовательной ткани Чехова. По этому поводу художественный руководитель театра Вячеслав Кущев говорит: «У нас так заведено. Все подчиняется воле и авторскому замыслу творца – режиссера-постановщика. Мы не стали спорить с Алексеем Николаевичем. Просто пошли ему навстречу, помогая во всем». Художник-постановщик Степан Зограбян, сам чем-то похожий на Чехова, придумал декорации, отражающие стиль и дух эпохи конца XIX века, характер героев и при этом тактично не мешающие артистам балета развернуть драматургию произведения. Как всегда великолепны костюмы, сшитые по эскизам Натальи Земалиндиновой. Ее излюбленные пастельные тона как никогда совпали с чеховской деликатностью, его умением о самом остром и больном рассуждать не осуждая, а сопереживая героям. Дочь лесничего Оленьку танцевала Елизавета Мислер, чье тело, кажется, может передать любое настроение, душевный порыв. Легкомысленная, влюбленная, страдающая… Она вполне могла свести с ума этих двух мужчин – того, кто стал мужем (Константин Ушаков) и того, кто сделался любовником (Альберт Загретдинов). Рисунок танца - безвольный у Ушакова и своенравный у Загретдинова. Балет в двух действиях. Каждое предваряет танго Пьяццолло в исполнении Полины Шахановой и Олега Сальцева. Оно помогает зрителю настроиться на дальнейшее развитие сюжета историю тривиальнейшего любовного треугольника, который, впрочем, всегда трагедия для тех, кто внутри него. Хотя основное балетное полотно «сшито» дирижером-постановщиком Александром Гончаровым из произведений Чайковского (фрагментов симфоний, сюит, концертов), в балет вложен и «привет» от композитора прошлого столетия – Евгении Дога. Под его вальс к кинофильму «Мой ласковый и нежный зверь» герои танцуют в момент первой встречи. Пронзительно нежная и столь же пронзительно печальная мелодия точно предрекает их будущую судьбу. Ростовские постановщики «Драмы…» предложили зрителю еще один ход, ломающий стереотипы отношения к балету как исключительно молчаливому искусству. Балетмейстер ввел в спектакль цыган. Причем не только танцующих, но и поющих. Может это было необходимо ему, чтобы закрепить отношение публики к спектаклю как исключительно русской дворянской истории. Должно быть расчет был сделан и на будущего зарубежного зрителя. Однако если цыгане смотрелись несколько странновато и чужеродно, то другие персонажи вполне вписались в балет, эмоционально окрасили его. Скорее всего от того что «родные» чеховские – Дама с собачкой, причем на сцену выводился живой шпиц! (М. Лапицкая), учитель гимназии Беликов (С. Ольховский), Тонкий (Р. Хамитов) и Толстый (А. Хасанов). Чехов, как оказалось, вполне танцуем. Как и Чайковский, несмотря на свою романтическую возвышенность, уместен в детективном повествовании. Может потому что над всем и всеми – Чеховым и Чайковским, аргентинским танго и цыганскими напевами, гимназистками из кардебалета и солистами балета – царит Любовь. Та, о которой Антон Павлович сказал: «Тайна сия велика есть». По-сути вся наша жизнь состоит из попыток разгадать эту тайну. Вот и в Ростовском музыкальном сделали еще одну…