Бриколаж всем вдруг

Премьера состоялась 25 октября 2013 г.

Спектакль получился очень смешной, а для комедии это самое главное. К тому же речь идет о классицистской комедии, от которой нас отделяет двести лет с изрядным гаком. Пьер Огюстен Карон де Бомарше, сын часовщика, талантливый делец и изворотливый сутяга, написал вторую часть своей знаменитой трилогии о Фигаро в 1782 году. Впрочем, юмор некоторых счастливых авторов – Гоголя, Стерна, Бомарше – с веками не стареет. Чего нельзя сказать об их многочисленных коллегах, вплоть до таких знаменитостей как Мольер и Шекспир.

Во второй части Фигаро уже не цирюльник, а домоправитель графа Альмавивы. Единственное напоминание в спектакле о его прошлом – большой фотопортрет графини, с которым носится влюбленный Керубино. Этот портрет – определенно с витрины провинциальной парикмахерской. Кстати говоря, в Музыкальном театре Кузбасса ныне с успехом идет мюзикл по третьей части трилогии – «Любовь всегда права» (в оригинале – «Преступная мать»). А в ноябре обещают и премьеру возобновленного после долгого перерыва «Севильского цирюльника», так что кемеровская публика имеет возможность узнать всю биографию знаменитого шалопая.  

В версии молодежного театра комедия Бомарше не то чтобы осовременена, а скорее деликатно модернизирована. В том числе и в прямом смысле – здесь есть отсылки к стилистике, которая в России именуется модерном, а во Франции – ар деко. Мужчины одеты в смокинги, дамы – кто во что горазд, но с акцентами из «бель эпок» и «золотых двадцатых». Единственное исключение – юный Керубино, который то предстает в костюме Тома Сойера, то, по обстоятельствам, переодевается в Бекки Тэтчер.

Все это вкупе создает пространство то ли классической оперетты, то ли раннего мюзикла. Тем более что пьеса Бомарше дает к тому поводы. Здесь даже не две пары влюбленных, как положено по опереточным канонам, а целых три, причем постоянно возникают новые перестановки и комбинации: у французов это называется бриколаж. Правда, постановщики почти не пользуются возможностями музыкальной драматургии. Акцент переносится на сложные игрища со стульями и кроватями – и, разумеется, на актерскую игру. И надобно отметить, что абсолютное большинство актеров справляется со своими ролями очень уверенно.

Хороша Сюзанна в исполнении Нины Роговой: обольстительная и чуточку вульгарная, именно то, что Бомарше прописал. По ходу действия за ней, невестой Фигаро, вовсю волочится граф Альмавива. Не знаю, случайно ли имя Сюзанна созвучно понятию «сюзеренитет», но право первой ночи, которым пользовались европейские феодалы, уже во времена Бомарше казалось нестерпимым анахронизмом; на этом и основана часть комедийной интриги. Задача Сюзанны – выпутаться из этого положения, не уронив девичьей чести и не утратив расположения хозяев. Задача актрисы – дать понять всю щекотливость ситуации, и в то же время выдержать некоторую дистанцию между собой и героиней: ведь это все-таки комедия. Рогова храбро шагает по этому канату, не замечая пропастей по сторонам, и выходит победительницей.  

Отдельная песня – Вероника Киселева в роли графини: пресмешная особа, внутри которой бушуют почти шекспировские страсти. То она вертится, как одалиска на оттоманке, то изображает чеховскую барыню, которой севрюжина надоела и на огурчики потянуло, то во все лопатки обольщает собственного супруга на тайном свидании. Кто-то, не помню кто, приводит начало романа, написанного девятилетнею девочкой: «Герцогиня Н. сошла с ума, когда узнала, что ее единственная дочь – незаконнорожденная». Вот эта непосредственность и пленяет в игре Киселевой: она и вполне себе графиня, породистая и с манерами, и в то же время девочка, которая изображает графинь, герцогинь и принцесс.

Граф Альмавива в исполнении Дениса Казанцева – человек, который регулярно вынужден вспоминать про свое чувство юмора, но никогда не успевает его выказать. Или, иначе выражаясь: герой его не боится выглядеть смешно, но в силу занимаемого положения не может себе этого позволить. Причем речь тут даже не идет об авторитете сеньора и дворянской чести – сохранить бы чувство собственного достоинства… Что ж, нашим современникам такая трактовка, очевидно, понятней, а об исторической достоверности постановщики, кажется, не слишком заботились.

Антона Родионова также можно поздравить с дебютной ролью Керубино. Понятно, что ему, в силу возраста и внешних данных, и играть-то особо не нужно, достаточно изображать самого себя. Но у молодого актера есть повадка и апломб, видно комическое дарование, он умеет удержать внимание публики, а это уже залог успехов, нынешних и будущих.

Среди второстепенных ролей выделим престарелого медика Бартоло в исполнении Федора Бодянского. Уморительный и страшноватый герой его – как бы живой труп, пропитанный отмогильным зельем. Ход, конечно, простенький, но самые простые средства – зачастую и самые действенные, медики не дадут соврать.

Ну и, наконец, Фигаро – Сергей Синицын. Это, конечно, никакой не плут, а просто хороший мальчик. В первом действии это даже кажется находкой: этакий простодушный интриган, волшебник-недоучка, у которого правая рука не знает, во что вступила левая нога. Впрочем, в первом действии актеру по большому счету нечего играть: здесь волшебника, как того пресловутого короля, играет свита.

Но после антракта становится ясно, что актер попросту не в состоянии справиться с длинными монологами. Постановщики вышли из положения, радикально сократив или вообще выкинув речи Фигаро (как заявил недавно по ТВ один религиозный лидер, «говоря о своих проблемах, я не буду их затрагивать»). Комедии это не испортило, но главный герой в результате из спектакля как-то потихоньку выпал.

Кстати говоря, в первом действии были временами задействованы микрофоны; почему бы не воспользоваться этой находкой еще раз. Из финального монолога Фигаро при минимальной стилизации получилась бы речь политического лидера. И это было бы целиком оправдано его миссией: Фигаро ведь у Бомарше главный идеолог, знаменующий нашествие третьего сословия, которое вот-вот устроит во Франции революцию.

Впрочем, второе действие в спектакле вообще решено в несколько иной стилистике, с развесистыми массовыми сценами в площадном вкусе: судья заикается, садовник вечно пьян, дамы и служанки щебечут и квохчут. Ничего страшного, но жаль чистоты линий, замечательной элегантности, предъявленной в действии первом.

Заявлена в спектакле и еще одна тема: всеобщий кризис идентичности накануне большого переворота. Когда никто не знает, сидеть ли ему, стоять ли ему, – как жаловался современник Бомарше, поэт Гавриил Державин, назначенный императрицей в сенат на новую, никому не ведомую должность. В спектакле об этом говорят и смокинги – наряд, в котором джентльмена легко перепутать с официантом. И некоторые сцены, например, когда Фигаро в течение диалога сидит с рассеянно-благосклонным видом, а граф топчется перед ним, как докучный посетитель.

Но и эта тема как следует «не раскрыта», а жаль: из спектакля, приятного во всех отношениях, мог бы получиться спектакль выдающийся. А впрочем, будем благодарны и за то, что имеем. Все-таки не каждый год в Кемерове ставят на театрах истинно смешную комедию.