Новости культуры российских регионов
6 мая 2012
Поволжье

Торжество сытости

В этот четверг просто грешно было пропускать премьеру «Игры» шведа Рубена Остлунда в «Ракурсе».

Просто грешно было пропускать премьеру «Игры» шведа Рубена Остлунда в «Ракурсе». Провокационная картина, получившая приз «Европа Синема» программы «Двухнедельник режиссеров» на Каннском фестивале и Гран-при московского фестиваля 2 in 1, рассказывает о том, откуда берется «расизм наоборот» и отлично раскрывает психологию жертвы.

38-летнего Рубена Остлунда (в другом варианте – Эстлунда), выпускника университета киноискусства в Гетеборге, с 2001 года – сценариста, монтажера, режиссера и продюсера, относят к наиболее перспективным режиссерам шведского кинематографа. Его часто ставят в один ряд с фон Триером, Аки Каурисмяки и Ханеке. Остлунд учился у Роя Андерссона, однако, в отличие от своего наставника, Остлунд не выворачивает реальность наизнанку с помощью сюрреалистических приемов, а напротив, с любопытством документалиста всматривается в нее. Его кино связано с социологией: шведу интересно поведение индивида в обществе в разных экстремальных ситуациях, будь то ограбление банка, взятие в заложники или разборка с мошенниками. Рассматривая возможные поведенческие модели, Остлунд в эти моменты диагностирует разнообразные проявления социальных болезней.

 До «Игры» (в оригинале – Play) творчество режиссера было на слуху больше у публики Канн и Берлина, где его награждали «Золотым медведем» за лучший короткометражный фильм («Происшествие в банке»). Правда, в 2005-м он представлял свою «Гитару-монголоид» на Московском фестивале, но оценили Остлунда в столице только после премьеры «Игры» на фестивале2 in1: критика влюбилась в него по уши, окрестила «шведским Ханеке». И только ленивый не спрашивал Остлунда, как тяжело шведам с иммигрантами, и не писал об антирасистском посыле «Игры». На самом же деле фильм не только об этом.

 Сюжет фильма прост и основан на реальных событиях. В 2006-2008 годах группировка подростков в центре Гетеборга совершила около 40 ограблений своих сверстников. Изощренные бандиты разыгрывали по отношению к жертвам так называемый «трюк с братом»: мол, найденный вором у потерпевшего телефон на днях потерял брат грабителя, и вещь надо вернуть. Остлунд узнал историю из СМИ, додумал ее в паре с Эриком Хеммендорфом до полноценного сценария и, пригласив артистов-любителей, снял фильм в стиле мокьюментари (псевдодокументалистика). Почти два часа зрителю показывают, как пятеро афроамериканских подростков-иммигрантов «разводят» с помощью «трюка с братом» трех шведских ребят. Зрелище это оказывается не менее мучительным, чем страдания героев в «Забавных играх» Ханеке, с которыми сравнивают критики «Игру». Ведь целью задуманного иммигрантами преступления является не столько ограбление, сколько моральное унижение себе подобных. Грамотно распределяя роли между собой, перевоплощаясь по очереди в «плохих» и «хороших полицейских», аферисты чередуют угрозы с иллюзией возможного освобождения жертвы и переходят от зуботычин к издевательствам. И что самое печальное, вместо того, чтобы пресечь акт унижения обращением в полицию или, на крайний случай, ударом противника с ноги в пах, с самого начала жертвы повинуются мучителям. Вяло повозражав, маленькие шведы, тешась надеждой, идут вслед за ворами на край города, отжимаются до полусмерти, бегают наперегонки с бандитами и пр. Не проходит и часа, как один «заложник» задерживает другого при попытке к бегству и обвиняет в «предательстве» – стокгольмский синдром прогрессирует на глазах.

В одном фильме Остлунд затрагивает комплекс самых разных тем – проблема подросткового насилия, психология тирана и жертвы, гибельность равнодушия общества потребления и тема иммигрантов, полная толерантность к которым оборачивается допущением преступлений, когда вчерашние гости становятся варварами в хозяйском доме. Именно к этой мысли свели идею фильма большинство критиков, а сопутствующие таланту в любое время ханжи обвинили Остлунда в расизме. Однако дело тут не столько в иммигрантах. Я думаю, на их месте у Остлунда могли быть и обездоленные шведские дети. Проблему режиссер видит в установках общества потребления, приводящих иммигрантов и коренное население к «общему знаменателю». Когда личность социально и карьерно реализуется, ее жизнь сводится к повторению повседневных ритуалов, призванных оградить человека от контактов с враждебным окружением, соблюсти видимость приличий и оградить собственное благополучие от посягательств. Главным жизненным правилом становится политика невмешательства, и человек, а с ним и все общество, держится принципа «каждый сам по себе». В отличие от взрослых, маленькие шведы из «Игры» этот путь еще не прошли, но они уже пожинают плоды своих родителей и строят свою модель поведения в соответствии с правилами старших. Поэтому при встрече с грабителями они обращаются к привычным ритуалам, забывая о собственном достоинстве, допуская преступление, лишь бы освободить себя от неприятного общества. Воры же, опираясь на образы рожденной тем же обществом потребления массовой культуры, перевоплощаются в «гангстеров», чтобы более коротким путем, чем их сверстники, достичь той же цели. Показательно, что герои в финале сходятся в «Макдональдсе» и пиццерии как знаке того самого «общего знаменателя», при котором можно потреблять и ничего не хотеть, лишь бы быть сытым. В крайнем случае украденный кларнет с «мобильником» можно купить еще раз.