Высказывание и его невозможность

Начало марта оказалось урожайным на литературные события. С разницей в один день прошли вечера двух важных для литературного и культурного процесса последних двух десятилетий авторов – Сергея Лейбграда и Виталия Лехциера. Авторов, в 1990-е основавших знаменитый «Вестник современного искусства «Цирк «Олимп», объединяет многое. Вот и на сей раз главной темой в обеих встречах оказался один и тот же вопрос: что такое сейчас поэзия? Корреспондент АКИ  попытался зафиксировать некоторые выводы этих бесед.

Песня как террористический акт
«Я все время не уверен, существую я или нет, жил я или нет, но, тем не менее, мне есть что вспомнить», - это одна из первых фраз Сергея Лейбграда на вечере в Самарском литературном музее. Сергей Лейбград выступал по приглашению недавно открытого при музее клуба «Лит-механика». Поводов для встречи более чем достаточно: недавний пятидесятилетний юбилей поэта, выход его новой книги «О чем речь» и, наконец, состоявшееся в конце прошлого года возрождение «Цирка «Олимп».
Разговор шел в русле парадоксальных первых фраз поэта. Поэзия, по Сергею Лейбграду, и есть «шок и взрыв, то, что перестает делать меня понимающим что-то, приводит меня в замешательство». Стихи начинаются тогда, когда автор отходит от позиции «мэтра» и «эксперта», забывает об уже написанных книгах, начинает с нуля, с ощущения, что тебя нет… Эта экзистенциалистская позиция причудливым образом накладывается на постмодернистскую стилистику с ярко передаваемым стихами поэта ощущением симулятивности, иллюзорности реальности, когда «Соловки соловьи и дрозды//от последней до первой звезды//о закате поют о рассвете//Аллилуйя и алаверды//айлавью ни кола ни бельды».
Впрочем, российская действительность бывает постмодернистичнее, чем постмодернизм. Тут невозможно спрятаться ни за какой идентичностью, опереться хоть на что-то – и поэт может долго вспоминать ситуации, когда он ощущал это на себе. «Когда у нас были конфликты с чеченцами, я был для всех скинхедов чеченцем, когда с азербайджанцами – азербайджанцем». Однажды пришлось представиться московским скинхедам как «испанский поэт Серхио Лейбградос», иначе до утра можно было не дожить.
Казалось бы, при чем тут биографические подробности, ведь постмодернизм, «рупором» которого считался «Цирк «Олимп», стремится как можно дальше спрятать автора и его биографию от читателя? Но, как выяснилось, сейчас поэт воспринимает постмодерн не как определенное литературное направление, а скорей как состояние культуры, в котором, в общем-то, ничего хорошего нет. Постмодернизм – «Это та наша глубинная культурная дикость, которую надо признавать. Отсутствие критериев, ориентиров. Я это состояние сравниваю с Чернобыльской катастрофой. Но поэт не может игнорировать реальность. Поэзия – это выйти голым в радиоактивное поле. Если после этого у меня вырос третий глаз, это не хорошо, это жизнь такая».
О чем же говорить в этих условиях? По Лейбграду, «Речь важнее того, о чем она. Поэт – тот, кто позволяет речи случаться». Поэзия – не способ сообщить что-то, а способ быть подлинным, быть собой. Но что такое «подлинность» в условиях вынужденного непрерывного карнавала, в условиях, когда ничто не имеет смысла? Говорить, ощущая невозможность говорения – кажется, такой выход предлагает Сергей Лейбград. «С какого-то момента ты перестаешь писать для чего-то. Я не хочу писать стихи, я пишу, когда не могу не писать».
Понимание подлинности, по мнению Сергея Лейбграда, изменилось со времен первых номеров «Цирка «Олимп», выпущенных в середине 1990-х. Тогда автор наслаждался своей неуловимостью, невозможностью приписать ему какую-то позицию. Сейчас биографическое начало вновь стало важным, поступком кажется показать себя, а не скрыться за текстом. «Что-то должно ощущаться как несимулятивное». Конечно, сегодняшний биографизм никогда не будет похож на биографизм «шестидесятников», с удовольствием рассказывающих читателям о своих любовных историях или отношении к общественным и политическим вопросам. И тем не менее поэт считает нужным привести в пример классика концептуализма Льва Рубинштейна, «который тем не менее выходит на пошлейшую акцию «Белый круг». Отстаивать позицию, безраздельно веря в нее – наивность, делать то же самое, сознавая свою ограниченность, – поэзия.

Феноменология и борьба с инерцией
Встреча с Виталием Лехциером случилась в Аэрокосмическом университете благодаря лаборатории «Территория диалога», организованной философом Еленой Богатыревой. Виталий Лехциер и сам – доктор философских наук, что чувствуется и по стихам, и по выстроенности разговорной речи поэта. Хотя, на первый взгляд, последние книги Лехциера как раз лишены не только философской «заумности», но и всего, сколько-нибудь похожего на пафос, все еще ассоциирующийся у многих с поэзией. Многие стихотворения построены как фиксация нарочито бытовых вещей – фрагментов разговоров, «мелких» мыслей или даже заголовков интернет-новостей. «Маньяк на скамье подсудимых,// в районе флеш-моб, карантин,// ты нежишься в недрах медийных// и пришься как полный кретин…» Впрочем, лирическая интонация, конечно, проглядывает сквозь этот медиа-хаос – на уровне ритма, подбора мотивов и, особенно, в неожиданных концовках: «Сарана сжигает земли,// но для дач угрозы нет,// все равно и виждь, и внемли».
Говоря о методе поэта, многие собравшиеся вспомнили название любимого Лехциером направления философии – «феноменология». Фиксация «феномена», постоянное «вынесение себя за скобки»… В каком-то смысле такая поэзия – реализация известного лозунга «Назад к вещам». К этой поэтике автор, по его собственным словам, шел, преодолевая обаяние «гармонической ясности» любимого им Серебряного века и особенно Мандельштама. По Лехциеру, сегодня поэзия невозможна без «рефлекции над условиями высказывания». Как ни прекрасны стихи авторов Серебряного века, писать, как они, сейчас невозможно, ведь поэзия - это постоянное «преодоление инерции», а не повторение чужих открытий. Парадокс – именно самые яркие достижения художников прошлого в настоящем становятся наибольшим источником инерции. Художник постоянно вынужден бороться сам с собой.
Особенно ярко это положение поэзии, по словам Лехциера, чувствуется сейчас, в условиях культурного перепроизводства. Какой вес имеет отдельное высказывание, когда пишут все и, кажется, говорят одно и то же? В попытках вернуть себе былое влияние поэзия срастается с медиа, с политикой, превращает себя в шоу (яркий пример – последние совместные гастроли поэта Дмитрий Быкова и актера Михаила Ефремова). Но это, с другой стороны, делает положение лирики еще более сомнительным… Существует ли она или уже стала«расширением медиа»?Тут всплывает фраза, которую и Виталий Лехциер, и Сергей Лейбград повторяют часто – «невозможность высказывания»…
И тем не менее, что ждет поэзию?К выводу Виталия Лехциера хочется присоединиться:«Лирическое высказывание антропологично, то есть вытекает из человеческой природы. Поэтому поэзия останется – несмотря на невозможность поэзии».
Метафора («мутация сознанья»), паронимия и этимологическая игра у Лейбграда являются попыткой (то трагически, то комически тщетной) освоения пространства, куда заброшены его бренная плоть и, возможно, бессмертная душа. Зрелый поэт лучше владеет языком, чем своим Я. Мастерство давит его, как груз лет. Впрочем, границы между жанрами в творчестве Сергея Лейбграда весьма условны. Главное для него – ритм и приключения слова в бесконечных поисках смысла. Лейбград – туземец поэзии, чистый лирик, неустанно выметающий из своего дома сор шаблонных фраз и конвенциональных чувств и в неустанности этого действия понимающий его трагическую бессмысленность. Сизиф, любовно оглаживающий свой камень.

Ирина Саморукова, доктор филологических наук:
- Языковое пространство текстов Виталия Лехциера можно попытаться определить как разговор с собой. Возможно, сказывается и то, что поэт по образованию философ. Во всяком случае, собеседником автора должен быть равный ему по восприятию. И в то же время поэзия Виталия Лехциера – это большой черновик, в котором имеет право быть все – зачеркивания и помарки, интонационные сбои и логические несоответствия. Потому что стихи, как и жизнь, не пишутся сразу и набело. Поэтому и спрятаться за слова тоже невозможно.

СПРАВКА

Виталий Лехциер
 Поэт, эссеист, доктор философских наук, профессор кафедры философии гуманитарных факультетов Самарского государственного университета.
 Родился 24.07.1970 в г. Ташаузе Туркменской ССР. В 1993 г. окончил филологический факультет СамГУ. Защитил докторскую  диссертацию по теме  «Переходность как философская проблема: феноменологический анализ опыта «пере». Автор монографий «Введение в феноменологию художественного опыта» (2000), «Знак: игра и сущность (2002)», «Феноменология «пере»: Введение в экзистенциальную аналитику переходности» (2007) и более 70 научных работ. Участник и лауреат ряда международных и российских литературных фестивалей, в том числе фестиваля «Культурные герои ХХI века».

 Книги Виталия Лехциера:
 Раздвижной дом, 1992
 Обратное плавание, 1995
 Книга просьб, жалоб и предложений, 2002.  
 Побочные действия , 2009.

  Сергей Лейбград
 Поэт, эссеист, культуролог, публицист, литературтрегер. Родился род. 14 января 1962 г. в Куйбышеве. Работал главным редактором радио «Эхо Москвы в Самаре», литературным редактором архитектурного журнала «А.С.С. — Проект Волга». Создатель и главный редактор вестника современного искусства «Цирк «Олимп»,
 Автор и ведущий литературно-художественных и аналитических программ на радио «Эхо Москвы» в Самаре,  политических и художественно-экспериментальных программ  на телеканале «ТЕРРА-НТВ», ток-шоу «Южная трибуна» на канале «РИО», «Правила игры» на канале «ДЛД». Режиссер-постановщик «драматических инсталляций» - «Картотека немоты» «Апуфеоз», «Пушкин после Пушкина» (1999). Автор 11 документальных фильмов из цикла «Музей самарского футбола». Преподавал историю мировой художественной культуры практически во всех самарских вузах. Инициатор и организатор всероссийских и международных фестивалей актуального искусства «Диалог без посредников», «Равновесие вина и любви», «Пушкин после Пушкина», «Европейские дни в Самаре», куратор литературно-театрального фестиваля «Майские чтения» в Тольятти (1990-2007, 2009). Автор 13 книг стихотворений.