Новости культуры российских регионов
9 ноября 2011
Центр

Его «Баба»

Режиссер Андрей Смирнов встретился с представителями воронежских СМИ.
Кинотеатр «Спартак», организовавший для журналистов встречу с народным артистом России, известным (в первую очередь – по «Белорусскому вокзалу») режиссером Андреем Смирновым, предварил ее пресс-показом фильма «Жила-была одна баба». Зрелище, согласимся с оценками критиков, тяжеленное: выйдя после просмотра придавленными, пресса не сразу смогла переориентироваться и повести с Андреем Сергеевичем предметный диалог на тему. Благо, сам режиссер оказался словоохотлив. Что, в общем, объяснимо: споры и даже скандалы вокруг его «Бабы», показавшей быт тамбовских крестьян времен антоновского восстания глазами «типичной представительницы» – отличительная черта текущего момента. Телевизионного, во всяком случае – уж точно. Столько красок – и все, говоря очень мягко, негативные. Как не ответить злопыхателям, пусть даже в заочных дебатах? Другая планета Начали, впрочем, с другого: с воронежской линии. Потому что – слово гостю ¬– «Я тут бывал много-много раз…» – В вашем театре работал мой дед, – рассказывал Андрей Сергеевич. – И я в младенческом возрасте в течение двух с половиной лет эвакуации путешествовал с труппой воронежского театра на Урал; отец ушел на фронт, и мать приехала со мной из Москвы в Воронеж. Помню ваш город после войны – год, наверное, 48-й. Мы шли к «Спартаку» с улицы Энгельса: сплошные развалины, проходные дворы. Воронеж лежал в руинах… А в последний раз я приезжал сюда на двухсотлетие кольцовского театра, лет десять назад. И потом неоднократно заезжал с частными визитами в Воронеж и Борисоглебск, где жил историк Владимир Самошкин, который был главным консультантом моего последнего проекта. Его вклад в нашу картину существенный: он многие вещи подсказал. В частности, показал документы, касающиеся расстрела крестьян за сдачу картошки меньше куриного яйца. – Что скажете о сегодняшней ситуации в отечественном кино? – Начнем с того, что сегодня нет цензуры. Я первый раз в жизни сделал картину, которая – моя. Ее не тронула рука цензора. Там только то, что касается меня лично – при том, конечно, что я показывал ее друзьям и коллегам, советовался. Так что в смысле цензуры наше время по сравнению с прошлым – другая планета. Но вообще положение в российском кино абсолютно катастрофическое. Организовался хаотический рынок, с которого исчез российский кинематограф. Отечественному кино сегодня прорваться на экран почти невозможно. Вот моя картина стоила шесть миллионов долларов; дайте мне, при такой огромной стране, двести кинотеатров в месяц – я не только отобью эти деньги, но еще и заработаю. Группа на группу – А в реальности что? – О том, чтобы заработать, не может быть и речи: картина будет идти только в небольших залах. И хорошо, если продержится три-четыре уик-энда. И таких фильмов – большинство; артхаус так называемый (ненавижу я эти англицизмы), то, что раньше считалось авторским кино, сегодня представлен целым рядом очень талантливых имен. Это и Балабанов – самый, пожалуй, яркий мастер своего поколения, и – из тех, кто помоложе – Борис Хлебников, Алексей Попогребский, Алексей Герман-младший… Могу назвать десятка полтора имен; надеюсь, вы их тоже знаете. Это люди, чьих фильмов практически не видит зритель. С другой стороны, «Любовь-морковь-4» поставила финансовый рекорд; что-то порядка миллиарда долларов заработала. – За кулисами этой ситуации – что? Или – кто? – Дело в том, что в кино сегодня – несколько групп людей. Которые считают, что интересы их противоположны. Толкаются друг с другом, дерутся за копейки; одни из них – владельцы кинотеатров, другие – дистрибьютеры, третьи – прокатчики… А еще есть продюсеры; это вообще смешная история. Весь интерес продюсера – заполучить государственные деньги и по возможности дешево снять картину. Чтобы часть этих денег положить в карман… Я убежден, что пока все перечисленные люди, включая тех, кто непосредственно делает картины, не сядут за стол и не договорятся о том, какие меры защиты отечественного кино необходимы, не предложат их власти, правительству – защитить отечественный кинематограф не получится. И российское кино исчезнет в течение десяти лет. Портрет народа-урода – Андрей Сергеевич, вы известны еще и как актер. Когда снимаетесь у других режиссеров, привносите что-то в их работу? Или вы послушный исполнитель режиссерской воли? – Конечно, послушный исполнитель! Вообще нет артиста послушней, чем режиссер. Поскольку он знает: фильм складывается в голове только у одного человека. Нормальные артисты всегда работают по принципу «наше дело прокукарекать – а там хоть не расцветай». – А как давно сложилась «Жила-была одна баба»? И почему именно сегодня вы предложили этот фильм зрителю? – Очень трудно ответить на ваш вопрос… Почему предложил фильм именно сегодня? Да я его сто лет делал! Замысел родился в декабре 87-го, когда замаячила реальная отмена цензуры. Пока я, городской человек, влез в деревню вообще и в тамбовскую в частности, в историю гражданской войны, пока походил по тамбовским бабкам, поговорил с ними – очень много времени прошло. От замысла до готового сценария – шестнадцать лет… Я не только этим занимался: ставил в театре, преподавал, работал как артист, писал сценарии. И так далее. Ведь какая далекая история – деревня начала века! Я там не жил; пришлось, естественно, многое согласовывать со статистикой. И потом: есть два писателя, которым я абсолютно верю. Это Чехов со своими деревенскими рассказами 90-х годов – «В овраге», «Мужики», «Новая дача». Где деревенская жизнь – пострашней, чем у меня. И когда патриоты пишут по поводу картины, что Россия никогда так не жила, что это поклеп на русский народ … Один дурак даже написал, что я спустил Россию в унитаз. А другой, что «Смирнов со злорадным наслаждением рисует портрет народа-урода». Ну, пусть он посмотрит на этот портрет у Чехова. Прочитает бунинские рассказы, ту же «Деревню», которая очень четко фиксирует состояние русской деревни после первой русской революции. Мистическая пленка – А почему в центре вашего повествования – женщина? – Потому что за семьдесят четыре года советской власти были написаны тысячи томов. Написаны людьми талантливыми – такими, как Лидия Сайфуллина, Андрей Малышкин, Леонид Леонов и другие. Но кроме «Тихого Дона» нет ни одной вещи – ни повести, ни рассказа, ни романа – где говорилось бы о том, что такое революция и гражданская война для простой крестьянской семьи. Если учесть, что в 17-м году, судя по данным переписи населения, 83 процента относили себя к крестьянскому сословию, покажется немного странным невнимание к этой теме. Не худо бы нам обратиться к жизни ближайших предков; корни-то каждого из нас – оттуда, из деревни. И вот попытка рассказать о ней – наш фильм. А почему баба в центре? Мужики могут воевать, метаться от партии к партии, а ей надо кормить детей, скотину. На бабе, конечно, лежит основная нагрузка. А еще у Лескова, которого я тоже очень люблю и каждую строчку знаю, есть замечательный, из крепостных времен рассказ «Житие одной бабы»; наше название звучит неким отзвуком, хотя сюжет мой – оригинальный. Что понятно тем, кто знает Лескова. Хотя характер там – другой. Но тоже – несчастная очень судьба. – На какую аудиторию рассчитан ваш фильм? Молодежь-то вряд ли на него пойдет. – Вы знаете, это дело молодежи. Меня оно не касается. Как будет, так и будет. – У вас в роли крестьянского вожака снялся Юрий Шевчук. Как оцениваете его актерские способности? – Он очень талантливый человек. Личность яркая. А в кино же это главное – чтобы человек что-то представлял собой. Камера видит то, чего не видит глаз. Есть у нее таинственная какая-то особенность, как и у пленки. Сейчас полным-полно того, что снимается на видео; говорят даже, что пленка уходит и скоро останется только цифровая съемка. Не знаю; для меня, во всяком случае, совершенно очевидно, что и у кинообъектива, и у пленки есть некие неопределимые словом, мистические, если хотите, особенности. Которые кинематографист чувствует всей шкурой. Глубоко симпатичная дочь – Смотрите ли вы программу вашей дочери, Авдотьи Смирновой, «Школа злословия», которую она ведет вместе с Татьяной Толстой? – Уже давно не смотрю: сколько можно? По-моему, очень долго она идет. Я имел отношение к программе тогда, когда она только начиналась и была, по-моему, очень интересной. Но… долго все это тянется. Хотя вроде как – последний сезон. – Авдотья ведь и в качестве режиссера востребована – как относитесь к ее творчеству такого рода? – Последние картины дочки мне, честно говоря, глубоко симпатичны. В этой, как выражаются критики, дырке – посередке между артхаусом и мейстримом – и должно находиться хорошее, интересное зрителю кино, имеющее высокую культуру: изобразительную, монтажную. Я дважды посмотрел картину «Два дня», в кинотеатре и на «Кинотавре» – и мне очень понравилась реакция публики. Смеялись, очень живо реагировали. А у Бондарчука, по-моему, там просто лучшая роль в карьере; я никогда не знал, что у него такое значительное мужское обаяние, которое проявилось в этой картине. – Можете поссориться с дочерью по причине несовпадения взглядов? – Нет. У нас, как в каждой семье, скандалы, конечно, бывают. Но – не по творческим вопросам.