Новости культуры российских регионов
8 июня 2011
Центр

Планета Капелюша

В галерее "На театральной" работает выставка деревянной скульптуры Эмиля Капелюша.
С деревом, по признанию известного сценографа и графика из Санкт-Петербурга Эмиля Капелюша, он работает куда реже, чем с театральными декорациями, но на качестве "деревянного" творчества это обстоятельство никак не отразилось. Тонкие, умные работы мастера хороши не только с точки зрения визуализации необычных образов и метафор. Они, что всегда отмечаешь при встрече с по-настоящему яркой авторской художественной системой, всестороннее интеллектуальны. Выразительные и одновременно непроницаемые, почти идолические лица "Трех волхвов", вмонтированных в "постаменты" из грубых досок. Исполненная едва ли не дьявольского изящества композиция "Струбцины", в которой смыслов – несметное количество. Поражающие строгой вертикальной силой "Шесть фигур столпников". Трагически (в силу "заключения" их в жесткую форму) бесстрастные (потому что – без мимики) "Два челнока"… Деревянные работы Капелюша – больше, чем работы и больше, чем деревянные. Можно принять их за языческие тотемы, можно, развернувшись, что называется, на 180 градусов, уловить религиозные мотивы – и всегда это будет верный отсыл к истине, глубокая философия. Антропоморфные фигуры живых существ (они – не обязательно люди, по меркам анатомии) автор соединяет с необработанными кусками дерева, передавая современным языком искусства архаичный, отчасти зловещий мир, неведомый зрителю прежде. Деталировка работ кажется единственно возможной; по мне, именно это – признак подлинного искусства. Высокого и заземленного в равной степени; существа и предметы Капелюша объединяются в особый объем, который иначе как планетой не назовешь. При том автор поражает удивительной простотой, ясностью, минимализмом… Даже не скажу, чего именно: эстетики, мысли, чувства, голоса крови, генетической памяти? Никаких наворотов, излишеств, необязательности, приблизительности. И – полное отсутствие насилия, агрессии по отношению к зрителю, которая, по определению, навязывает ему общение с произведением. Однако аскетичные, как бы подчеркнуто неживые лица скульптур располагают к диалогу больше, чем какие-нибудь утрированно "теплые" изображения.